Бабочка маркизы Помпадур
Шрифт:
Он оскорбился.
Она извинилась.
Новая игра, отличная от всех предыдущих, где Ланселоту отводилась роль молчаливого рыцаря у ног своей королевы, захватила его. Теперь все было взаимно. Кара зависела от него настолько же, насколько он сам зависел от Кары.
– Я еще приду? – спросила Кара, втаптывая в асфальт очередной окурок.
– Приходи, – Ланселот разрешил, зная, что молчание его никоим образом не скажется на Кариных намерениях. Она все равно придет, а у него не хватит сил
– Тогда до встречи.
Она поцеловала Ланселота в щеку. И погладила по шее небрежно, но он долго еще ощущал это прикосновение. Он сел на лавку, вытянул ноги и закрыл глаза, представляя себе, что Кара рядом. Вот она прижимается к нему, кладет голову на плечо, доверчивая и тихая. Рассказывает о чем-то хорошем… замечательном даже… Силой воображения Ланселот вычеркнул все неприятные годы. Не было дороги, мамочки и шлюх. Кара просто уезжала. Далеко. А теперь вернулась к нему, потому что любит его так же сильно, как он любит ее. Им суждено быть вместе.
Конечно, часть его голосом Чистильщика перечисляла все те мерзости, которые Кара делала добровольно или почти добровольно, что этого не стереть и не изменить самой сути. Шлюхи остаются шлюхами. Это как бабочка. Она уже выбралась из кокона именно такой, и никакая высшая сила не изменит рисунка на ее крыльях.
Следующая встреча состоялась через неделю. Ланселот был почти уверен, что Кара придет на следующий же день или через день. И выходя из университета, останавливался, высматривая ее в толпе.
Не было.
Придет. А если нет? Вдруг она передумала? Поняла, что не готова принять его помощь, которая уже совсем не от чистого сердца? Дразнит… Попала в беду и отчаянно нуждается в спасении… тысяча вариантов.
И бабочки, извлеченные с антресолей. Коллекция изрядно пострадала от неправильного хранения. Придется создавать новую…
– Лучше бы ты с девушкой познакомился хорошей, – сказала мама и нахмурилась. Кажется, ей не по вкусу пришлось, что Ланселот вернулся к прежнему своему увлечению. – Вряд ли твоей жене понравится…
– У меня нет жены.
– Будет.
Мама вязала. Длинные тонкие спицы работали быстро, как жвалы диковинного насекомого, подбирая крученую нить, выплетая из нее что-то бесформенное и неприятное.
– Милый, ты скоро заканчиваешь учебу. Тебе не о бабочках думать надо… мы с папой не вечные. И не сможем всегда тебя содержать.
– Конечно, мама.
Он унес рамки в свою комнату.
– Не вздумай портить стену! – донеслось из зала. И спицы наверняка замерли. – Только ремонт закончили…
Ремонт закончился два года тому. Занималась им мама, которая была твердо уверена, что обладает тонким вкусом и точно знает, что именно нужно Ланселоту для счастья. Темно-зеленые обои в золотую полоску. Раскладная
Ланселоту, признаться, было все равно, где жить. И маме он сказал спасибо: ему несложно, а ей приятно. Однако теперь вся эта зелень действовала на нервы. Тесно. Душно. И на стене не хватает рамок. Впрочем, искать гвозди и молоток Ланселоту было лень.
А Кара все-таки появилась. Она ждала на прежнем месте, и Ланселот едва сдержался, чтобы не броситься к ней, обнять, потребовать номер телефона, адрес и вообще… На этот раз оделась приличней: джинсы и мешковатая рубашка с длинными рукавами. На лице – темные очки.
– Привет, – сказала она, подымаясь как-то неуклюже. – Пошли. Погуляем. Если хочешь.
– Хочу. Привет.
Она уже знала дорогу к парку и шла молча. Слегка прихрамывала, но не жаловалась. А Ланселот не спрашивал.
– Я присяду, – Кара устроилась на лавке и сняла очки.
Левый глаз заплыл. Правый уже отошел. И цвет синяков был зеленым, несвежим.
– Красавица, да?
Ланселот осторожно коснулся края гематомы. Потом опустился на колени и поднял рубашку, Кара не сопротивлялась. Синяки покрывали ее живот, бока и шею. Были на руках и, кажется, на ногах тоже.
– Кто?
– Известно кто… хозяин наш. Пронюхал, что я сбежать собираюсь. Бегать от него нельзя. Найдет и живьем похоронит, – сказано это было отрешенным равнодушным тоном. – Если найдет… я не смогу дальше! Я… не выдержу.
Она всхлипнула и закусила губу, чтобы не разреветься.
– Он еще штраф считает, что я выйти не могу… Я знаю девчонку, у нее есть деньги. Много. Она над ними трясется, думает, что никто и не догадывается. Старшая наша. Сволочь еще та… она на меня настучала. Думает, что ее подсидеть хочу. И жизни теперь не даст, пока не сдохну.
Кара закрыла лицо руками. Такой Ланселот ее не видел.
– Помоги, – прошептала она. – Пожалуйста.
– Хочешь, увезу тебя?
– Куда?
– Не знаю. Куда-нибудь.
– А делать мы что будем? Жить за что?
– Не знаю.
– Хороший ты… рыцарь. Но беспомощный. Некуда нам бежать. Без денег. И найдут… этот – упрямый. С подвязками… у меня клиент есть, из постоянных, он документы бы сделал. Чистые. Без приводов и вообще… с деньгами отсиделись бы. Год-два… три. Я бы отсиделась, а ты – доучился. Работу нашел бы. Жизнь устроил.
То, о чем она говорила, было не лишено здравого смысла. Более того, чем больше Ланселот думал, тем сильнее уверялся, что Кара права. Пока он – иждивенец. Стипендия копеечная, и родители вынуждены его содержать. Но содержать еще и Кару откажутся.