Бабушка, Grand-m?re, Grandmother... Воспоминания внуков и внучек о бабушках, знаменитых и не очень, с винтажными фотографиями XIX-XX веков

Лаврентьева Елена Владимировна

К счастью, остались бабулины фотографии и письма…

«Солнышко души моей…»

Я никогда не знала свою бабушку, не сидела у нее на коленях, не слышала увлекательных сказок, на которые она была большой мастерицей… Не знала я также и своего деда. Оба они умерли до моего рождения.

Моя мама рассказывала, что ее отец и мой дед Александр Владимирович Жиркевич (1857–1925) служил в военно-судебном ведомстве, печатался как поэт и прозаик в столичных и провинциальных журналах, собрал большую коллекцию картин, которую подарил Симбирскому (Ульяновскому) музею. Много лет дружил с И. Е. Репиным. Дослужившись до звания генерал-майора царской армии, продолжал заниматься филантропической деятельностью среди военных арестантов. Тогда в детстве это было то немногое, что я знала о своем деде… О бабушке Екатерине Константиновне Жиркевич (урожденной Снитко, 1866–1921) я знала еще меньше. Слышала, что она, в отличие от деда, была из состоятельного дворянского рода, получила блестящее домашнее воспитание и, выйдя замуж, стала преданной женой и матерью шестерых детей. Настоящее

же знакомство с бабушкой началось много позднее, когда я стала работать с огромным архивом Александра Владимировича Жиркевича. К счастью, сохранился не только семейный архив, но и дневники деда, рукопись его воспоминаний «Потревоженные тени», многочисленные фотографии и сотни писем Екатерины Константиновны и Александра Владимировича – летопись их счастливой совместной жизни. Долгие годы бабушка оставалась для меня в тени своего замечательного мужа, пока я не прочитала его воспоминаний. Когда бабушка умерла в 1921 году, он записал в дневнике: «Уже одно то, что меня любила и уважала такая женщина, заставляет радостно биться мое сердце! Значит, было же что-либо в моей жизни и личности такого, что встречало ее любовь и сочувствие! Значит, и я прожил на свете недаром…» Несомненно, мой дед сумел реализовать в жизни свои принципы и интересы благодаря поддержке «любимой Каташи». Человек неуемной энергии, абсолютно лишенный чувства лени, обладавший феноменальной памятью, он заполнял свою жизнь большими и малыми делами. Военный юрист, литератор, коллекционер, общественный деятель. Его называли последователем доктора Гааза за милосердную помощь военным арестантам, заключенным, раненым, вдовам, сиротам, то есть «униженным и оскорбленным». Даже во время страшного поволжского голода он неизменно следовал своему девизу: «Спешите делать добро…» и «Один в поле воин».

Катя и Андрюша Снитко, 1879

В 1922 году он передал, фактически даром, свою почти двухтысячную коллекцию живописи, графики, рисунков, эскизов, предметов историко-культурного значения в Симбирский (Ульяновский) художественно-краеведческий музей, назначив сумму, равную стоимости проезда по железной дороге от Симбирска до Вильны. Многие пожимали плечами, называя это донкихотством. Опись коллекции Жиркевича начиналась словами «Родине и русскому народу». В коллекции работы К. Брюллова, Зарянко, Айвазовского, Верещагина, Репина и других замечательных русских и зарубежных художников.

В 1925 году Александр Владимирович передал свой личный архив музею Л. Н. Толстого в Москве с уникальными документами, связанными с именами Апухтина, Полонского, Кони, Толстого, патриарха Тихона, Фета, Верещагина, Нестерова и др. В памяти старожилов сохранилась легенда, как дед приехал в Москву в калошах, подвязанных веревочками: по дороге его обворовали. Ожидая разрешения на выезд в Вильну, он помогал сотрудникам музея разбирать свой архив. Музей приютил его.

И около двух месяцев дед вынужден был спать на столах в холодном помещении музея. Скудная еда, пошатнувшееся здоровье, одиночество… В таком состоянии он пишет для старшей дочери Марии воспоминания «Потревоженные тени», где самые яркие страницы посвящены жизни моей бабушки, которую Александр Владимирович ласково называет Мамочкой:

«Детство Мамочки вообще было безрадостно благодаря болезни ее матери (чахотка), которая обратила дом не то в монастырь, не то в лазарет. Мамочка, по обычаю своему – не жаловаться, а все сглаживать, смягчать, извинять – и тут не любила жаловаться на судьбу, стараясь обходить молчанием скорбные страницы своего раннего прошлого. <…> Зная Мамочкину натуру, я хорошо себе представлял, как тайно, глубоко она страдала, видя угасание любимой матери».

Когда Катюше и ее брату-близнецу Андрею исполнилось 13 лет, их мать, Мария Алексеевна, урожденная Пузыревская, умерла от чахотки, оставив детей сиротами (ее муж, человек широкой, но расточительной души, бывший одно время предводителем дворянства в городе Вилейка, скончался семью годами раньше). Перед смертью Мария Алексеевна просила свою близкую подругу по институту Варвару Ивановну Пельскую стать опекуншей и воспитательницей ее детей. Варвара Ивановна переехала из Москвы в Вильно, где жили дети, и посвятила свою жизнь Кате и Андрюше. Сама Варвара Ивановна была незаурядной личностью, в биографии которой много загадок и тайн. Внебрачная дочь московского князя И. Д. Трубецкого, она жила и воспитывалась в семье князя, получив блестящее образование. По семейной легенде, незадолго до своей смерти, отец открыл ей тайну ее рождения. Как незаконная дочь она не имела права на наследство, однако И. Д. Трубецкой позаботился о ее будущем. Он предложил ей принять покровительство своего друга, генерала Пельского: выйти за него замуж, а форму брака предоставлялось выбрать Варваре Ивановне. Как будто бы Варвара Ивановна согласилась, но лишь при условии фиктивности отношений. Между тем сохранилась запись в ее воспоминаниях, где говорится о безоблачном 18-летнем счастье с Владимиром Петровичем Пельским. После его смерти она совершила путешествие ко Гробу Господню вместе с семьей историка М. П. Погодина, увлекательно описав не только местные нравы, но и саму поездку по каменистой пустыне на осликах к иерусалимским святыням. Варвара Ивановна была глубоко религиозным человеком.

Е. Е. Жиркевич и В. II. Пельская, 1888

Сохранился ее рукописный молитвенник, куда она каллиграфическим почерком вписывала молитвы (есть среди них и молитва на случай эпидемии чумы). Между страницами – засохшие цветы или подаренные детьми рисунки на евангельские темы. Катя и Андрюша

обожали Варвару Ивановну, называя ее «Тетей». Сохранились 200 писем моей бабушки к В. И. Йельской. Переписка продолжалась более двадцати лет, до самой смерти Варвары Ивановны. Умерла она в 1902 году и похоронена на кладбище бывшей усадьбы Карльсберг, теперь это место называется Радошковичи, в нескольких десятках километров от Минска.

Тепло отзывается о В. И. Пельской Александр Владимирович Жиркевич, несмотря на довольно непростые отношения, которые впоследствии сложились между ними: «Варвара Ивановна Йельская, при всех ее прекрасных качествах, как никогда не имевшая детей, понятия не имела в вопросах воспитательного характера. Скоро у нее на этой почве начались столкновения с опекуном детей – сухим, черствым, практично педантичным П. И. Лего и холодною по натуре женою его Софьей Тимофеевной, составлявшей полную противоположность Тете, женщине светско-воспитанной, сентиментальной, идеалисткой, непрактичной в жизни, мало знавшей людей, избалованной хорошими средствами и поклонением друзей такого же, как она, типа. <…> По мере того как дети подрастали, пришлось заниматься их образованием (Андрюша стал проходить курс Виленского реального училища, Мамочка училась дома с помощью целого штата учителей и гувернанток). Живший в доме престарелый “дедушка” П. В. Кукольник, которого я уже знал угасающим, опустившимся стариком, требовавшим за собою особого ухода, вносил много стеснения в жизнь Андрюши и Мамочки, требовавших уступок и компромиссов. <…> Отсюда в Мамочке с юности выработалась девушка-дипломат, привыкшая избегать столкновений и уживаться с людьми при всевозможных обстоятельствах путем уступок и христианского терпения. Мамочка рассказывала мне, как ей иногда тяжело жилось при столкновениях между Тетей и четой Лего, между Тетей и Андрюшей, как трудно бывало примирить враждующие стороны и оставаться в добрых отношениях, чтобы домашняя жизнь не обратилась в ад…» Далее дед рассказывает историю знакомства со своей будущей невестой:

«На вечерах, в те дни, мы с нею встречались у старушки Любовь Петровны Марк, сестры известного генерал-адьютанта Константина Петровича Кауфмана, у которой были молодые дочь и сын. В доме устраивались домашние спектакли, в которых, на второстепенных ролях, принимала участие и Мамочка; после же спектаклей танцы под рояль, на котором играли или тапер, или сама Любовь Петровна, или кто-либо из присутствовавших дам общества Вильны. Там я и Мамочка встречались со многими высокопоставленными лицами, в том числе с семьей Виленского генерал-губернатора и командовавшего войсками Виленского военного округа генерал-адъютанта Эдуарда Ивановича графа Тотлебена, знавшего М-me Марк по брату ее Кауфману. Несмотря на присутствие таких “особ”, на вечерах царило полное, непринужденное настроение. Мамочка танцевала хорошо. Но я, как не танцующий, только ею издали любовался… Признаться, я сам долго не мог отдать себе отчета в том чувстве, которое невольно влекло меня к Мамочке. Только, почувствовав окончательно, что я влюблен, решил я завоевать право на семейное счастье высшим образованием, почему и стал готовиться в Академию!..

На этих симпатичных семейных вечерах завязалось много сердечных отношений, кончившихся затем браком». «Мамочка никогда не была красива. Но у нее были в молодости изящная фигурка, чудные, почти до колен, густые волосы и ясные, чистые, красивые глаза, при свежем, ярком румянце лица. При скромности костюмов и манер, она в обществе поражала всех тактом и сдержанностью, так что казалась старше своих лет и выделялась между подругами, с которыми в Вильне “выезжала в свет”. Неудивительно, следя за нею в моей молодости, я в нее скоро влюбился». Вероятно, и Катя не осталась равнодушной к молодому офицеру. Когда Александр Владимирович поступил в военно-юридическую академию в Петербурге, между ними завязалась переписка. Молодые люди тщательно скрывали свои чувства, в письмах делились впечатлениями от прочитанных книг, других событиях культурной жизни. Так продолжалось три года. На последнем курсе Александр Владимирович заболел брюшным тифом, и ему не разрешили перенести экзамены.

Е. Е. Снитко, 1885

А. В. Жиркевич, 1887

Под угрозой оказалось окончание академии. В отчаянии он написал Кате письмо, где, нарушив свое молчание, сделал ей предложение. Катя приняла его, проявив волю и решительность, так как ее опекун П. И. Лего был против этого брака, он прочил в мужья своей воспитанницы человека состоятельного, а дед был из обедневшего дворянского рода, хотя и знаменитого своими воинскими заслугами. Лего наговорил в письме Александру Владимировичу много оскорбительных слов, которых дед так и не простил ему… Поддерживала Катю Варвара Ивановна. Вероятно, она давно заметила возникшую симпатию между молодыми людьми и всячески способствовала их сближению.

Венчание состоялось в сентябре 1888 года, и молодые тут же уехали в Петербург. «Свадьба была отпразднована парадно. Обряд бракосочетания был совершен в Пречистенском соборе протоиереем Котовичем при хоре архиерейских певчих и при массе публики (гостей и посторонних), собравшейся взглянуть на богатую невесту. Карет было множество. На Мамочке было дорогое венчальное платье из белого муара-ангика с парадной пуховою накидкою на плечах. Из церкви все поехали на нашу новую квартиру, роскошно декорированную тропическими растениями и цветами. Шампанское лилось рекою.<…> Прямо с квартиры, после разъезда гостей, я и Мамочка поехали в Петербург, в свадебное путешествие – знакомиться с моими родными, там жившими. В Петербурге мы пробыли около месяца, делая визиты родне, участвуя в устраиваемых для нас фамильных обедах, бывая в театрах (главным образом в опере и балете).