Бабушка, Grand-m?re, Grandmother... Воспоминания внуков и внучек о бабушках, знаменитых и не очень, с винтажными фотографиями XIX-XX веков

Лаврентьева Елена Владимировна

1918 г.

10 августа. …В Симбирске действительно объявлено военное положение, учрежден военно-полевой суд. Будут судить и за прошлое, и за настоящее. Знаю я это упрощенное, ускоренное правосудие – знаю и содрогаюсь. Прежде душили большевики. Теперь будут душить их… А там… Точно мало делали в России кровопусканий. Удивляешься, откуда у народа хватает сил выбрасывать новые и новые жертвы… Россия удивительно живуча…

Я все тоскую от бездеятельности. Но если бы мне сейчас предложили работу, соответствующую моим знаниям и силам, то я, наверно, предпочел бы ей свободу ничего-неделанья.

Не идти же мне в военно-полевой суд, чтобы приговаривать к расстрелу красноармейцев и большевистских комиссаров.

Одна лишь чистая, святая душа притягивает меня к жизни. Это моя Катя. Если б ее не стало, я ушел бы за нею. Только она меня любит и жалеет. Сколько выстрадала в жизни, и ни одной жалобы. Солнышко души моей, свет моей совести, маяк моего сердца… Моя смерть огорчила бы ее.

19 августа. Катя продала на круглую сумму свое фамильное серебро. Я тоже продал кое-что из старинных вещей. Таким образом, есть на что купить на зиму запас дров и припасов. В Петрограде при таких продажах-куплях говорят: «Мы съели наше серебро», «Мы сожгли на дрова старинные наши вещи».

1919 г.

4 января. Скверная старая привычка по-праздничному встречать праздники. Так и у нас в семье живут воспоминаниями о том, как, где и когда радостно встречались праздники.

Нам захотелось порадовать чем-нибудь детей! И Катя повела вчера Катюшу и Тамарочку в концерт, посвященный Бетховену, в начале которого профессор Абутков читал краткую биографию великого композитора. Все мои вернулись радостные, освеженные. А я караулил квартиру при свете лампадки.

5 января. … Шел разговор о дороговизне в Симбирске. К празднику стоят такие цены: фунт мяса – 8 р., десяток яиц —

20 р., 1 пуд пшеничной муки – 150 р., коробка спичек – 5–7 р., 1 ф. масла – 48 р., бутылка молока – 3 р.

Катя твердо надеется на Бога. Не могу равнодушно видеть, как, идя на базар, она, зажав в руке кошелек, отвешивает перед иконами поклоны, просит Божьей помощи при покупках. Откуда у нее берутся силы, физические, конечно?! А силы духа (вера, надежда, любовь) у нее неисчерпаемы… Боюсь, что она ради семьи сжигает себя на медленном огне. И никто ведь не видит ее подвигов, не знает о них!

1920 г.

7 января. По старому стилю сегодня

25 декабря, т. е. праздник Рождества Христова. Сколько воспоминаний! И как много загробных теней сошло в нашу квартирку вчера и сегодня для того, чтобы помочь нам, несмотря на всякие испытания и невзгоды, по-христиански встретить этот дивный праздник – приход в мир Спасителя… Убога была наша вчерашняя трапеза. Но под скатертью, по старому обычаю, лежало сено и, съедая разогретый постный суп и безвкусный винегрет, мы по-своему были счастливы, благодарили Бога за счастье прошлого, за то, что он дал нам возможность еще раз здоровыми, мирно настроенными духовно соединиться со Христом. «На землю мир, и в человецех благоволение». Мира нет. Но благоволение, несмотря на все, пробивается даже у оскотинившихся, озверевших людей. Уплотнившие нас Семеновы весь день накануне Сочельника провели в ссорах и перебранке. А вчера, благодаря Сочельнику, у них в логовище царят мир и тишина. Моя Катюша ушла к ранней обедне, всю ночь не уснув, прибирая что-то в кухне, ее святых молитв хватит на всех нас, многогрешных. За вчерашним обедом у нас на столе стояли фотографии дорогих покойников, точно и они, как «во время оно», были с нами. Тамарочка украсила комнату

веточками елок. Бедное дитя не увидит елки, не испытает ничего похожего на былые рождественские радости. Сестры ее – тоже. 2 февраля. Боже мой, Боже мой! Какие ты послал испытания на мою Катюшу! И за что?! Она и без того давно святая, чистая, готовая каждую минуту перейти в иной мир. Мне больно, что я не в состоянии избавить ее от грубостей и несправедливостей, сыплющихся на нее из семьи уплотнившего нас рабочего-патронщика. Если бы я вмешался, то это только усилило бы скандалы. Приходится молча все переносить.

5 февраля. В квартире сыро, холодно. У детей пухнут руки. У всех нас ревматические боли. Думали ли мы, что придется жить на положении каких-то бродячих собак.

Боже мой! Боже мой! Смилуйся не надо мною, а над моей Катей и девочками, терпящими лишения!! Если все это происходит из-за моих грехов, то накажи одного меня, а помилуй невинных моих страдальцев! Сейчас Катюша ушла на базар покупать хлеб и дрова. Уходя, на коленях она молила Тебя, Боже, помочь ей все это достать, притом по возможности по дешевке… Не могу видеть равнодушно таких молитв.

6 февраля. У нас не было хлеба. Я должен был от Яковлевых идти на базар за его покупкою. Узнав про это, Екатерина Алексеевна поднесла мне полкаравая только что испеченного хлеба. Я донес его домой еще теплым, и мы, проголодавшись, ели его с наслаждением, точно лакомый пряник. Вот до чего мы дошли!

1 июня. Вчерашний день был для меня днем неприятных впечатлений. Началось с того, что по доносу уплотнившего нас мерзавца рабочего Семенова к нам ввалилась комиссия от жилищного отдела патронного завода, отыскивая у нас три комнаты, которые мы будто бы занимаем. Когда же оказалось, что у нас всего две комнаты, то пришедшие заявили, что хотят взять маленькую комнатку Мани для семьи в 5 человек. А в комнате более чем одному человеку поместиться нельзя. Я начинаю и тут борьбу за справедливость, почти уверенный, что не выйду победителем, т. к. по существующим порядкам все и всё против нас, как причисленных к «буржуям».

2 июня. Мерзавцы Семеновы напали на мою бедную Катю (жену) и Катюшу (дочку), обвиняя их лживо, по явной нелепице, будто бы те били их крошку – дочь, бросались на нее с кулаками, а негодяйка Семенова хотела ударить Катюшу, и когда Катя закрыла собой девочку, то дважды ударила мою Катю по руке кулаком. Затем она хотела еще броситься, но даже ее муж, ругавший Катю, бросавший ей в лицо невероятно глупые обвинения, удержал свою обезумевшую мегеру. Послали за милиционером. Тогда негодяи присмирели.

28 июля. На мне и Кате белье грязное, висит клочками. Но на починку его, мытье нет времени, нет средств. Катушка ниток дошла до 1200 р. Мыло тоже бешено дорого. Прачки дерут, конечно, ужасно. Ловлю на себе ежедневно паразитов. Невозможность ходить в баню или на реку, чтобы купаться, заставляет ограничиваться вытиранием тела мокрым полотенцем. Откуда-то налезли вши, и я их не могу вывести. Начинаешь терять уважение к себе, когда заводится такая нечисть и мерзость. И выхода пока нет. Мы сидим без денег, едва наскребывая их на жалкий обед… А тут еще болезнь Кати (дочки) и упадок сил у бедной нашей труженицы Катюши (жены). Мы с нею чувствуем постоянный зуд на теле, вероятно, от грязи и паразитов, расчесывая себе тело до крови… Вот до чего мы дошли, как пали в смысле обстановки жизни… Не знаешь, что предпринять, как выйти из такого положения.