Бабушкина внучка
Шрифт:
Он сидел, опустив низко голову, и, закрыв лицо руками, слегка вздрагивал всем телом.
— Вы не забудете обрыв и камень, и что мы говорили? вы не забудете?.. Ну, поклянитесь!..
Вместо ответа, он поднял голову и с полузакрытыми глазами, точно боясь увидеть что-нибудь страшное, весь дрожа и изнывая, припал безмолвно к бледной ручке Ненси, лежащей на ее коленях. Ненси вздрогнула. Сладкий трепет охватил все ее существо. Она не отняла своей руки. Ей захотелось долго, долго сидеть вот так: в этой упоительной истоме, с этим блаженным трепетом и с этой радостью в груди.
Наконец,
— Ау!.. — раздался уже снизу ее голос. — Идемте, Юрий Николаевич, — нас, верно, ждут пить чай.
Бабушке начинало не нравиться долгое отсутствие Ненси. Она с приветливостью любезной хозяйки угощала чаем, подаваемым важным, угрюмым лакеем, на серебряном подносе, свою гостью и вместе с тем озабоченно вглядывалась в темноту сада.
— А наши молодые люди загулялись.
— Пускай, — им весело: молодое с молодым, — с беззаботным добродушием откликнулась Наталья Федоровна.
— Как будто сыро, а Ненси — в одном платье, — волновалась бабушка.
— Вечер прелестный — пускай гуляют.
— Ваш сын разве не боится простуды? Он, кажется, так слаб здоровьем, — спросила Марья Львовна, не желая больше обнаруживать своего волнения перед «этой дурой», как мысленно назвала она Наталью Федоровну.
— Какая же тут может быть простуда, — спокойно отозвалась та. — Но он не очень крепок — это правда!.. — она вздохнула. — Он слишком нервен — в этом большое несчастие. А впрочем, может быть, и счастие, — прибавила она тотчас же:- это залог его таланта.
— Il est bien dou'e, votre fils![65]
Лицо Натальи Федоровны оживилось — коснулись ее излюбленной темы; она сразу почувствовала себя иначе, и эта важная светская дама, с которой у нее так долго не вязался разговор, стала ей даже симпатичной в эту минуту.
— Я очень счастлива, — горячо заговорила Наталья Федоровна. — Любая мать может гордиться таким сыном… И я не увлекаюсь, как все матери, — нет, не думайте… Не оттого я прихожу в восторг, что он учился превосходно, шел первым учеником, что он, может быть, гениальный музыкант… Я не знаю — но говорят: вот, я ездила с ним в Петербург — он поразил всех в консерватории, и его приняли сейчас же, бесплатно, только бы поступил… Мы и поедем к сентябрю опять… Он у меня — мальчик трудолюбивый, серьезный — я сознаю, — но не это приводит меня в восторг и заставляет чуть не молиться на него, а удивительная чистота, благородство духа, способность жертвовать собой.
«Какая странная чудачка!» — мысленно удивилась Марья Львовна.
— А вот и они — наши дети.
Странный, растерянный вид «детей» не укрылся от внимательного взгляда бабушки. Она была очень недовольна Ненси. «Que-се qu'ils ont fait?»[66] — подозрительно думала она, но высказать свое волнение считала неприличным.
— Молодой человек!.. Может быть, чаю?.. —
Тот неуклюже, боком поклонился и исчез в неосвещенной еще большой зале.
Через минуту оттуда раздались робкие и нежные отрывистые аккорды.
— Il faut de la lumi'ere[67], — поспешно встала Марья Львовна.
— О, нет! Он любит так… Он будет сейчас играть, — остановила ее Наталья Федоровна. — Надо, чтобы не мешали…
Ненси охватило внезапное беспокойство: а вдруг эти нелепые лакеи пройдут через зал! Она встала.
— Куда же ты, Ненси?
— Сейчас приду.
Обежав вокруг дома, она прошла в буфетную.
— Ходить в зал и через него — не нужно!.. — приказала она прислуге.
— Велено ужин накрывать, — мрачно заметил старик.
— Обходите вокруг!
Она вернулась довольная своим распоряжением. Бабушка пытливо посмотрела на нее. Ненси ответила ей даже победоносным взглядом. После того, что с ней произошло сейчас в саду, она почувствовала себя совсем уже взрослой, самостоятельной, вне всякой опеки.
И загремел рояль. Он выл, стонал; казалось, все стихии мира соединились в этой буре звуков; казалось, кого-то звал на бой, на смертный бой, чей-то могучий дух, изнемогавший в оковах….
У Ненси сначала сердце сжалось, потом порывисто забилось, переполненное бессознательным горделивым чувством.
Но вот послышались томящие душу другие звуки…
— А-а… «Warum»… — Ненси вся точно замерла, вся превратилась в слух. Чем дальше наростала мелодия, тем тревожнее и тревожнее становилось чувство. Ненси чудилось, что это не звуки рояля, не фантазия Шумана — ее собственное сердце громко и отчаянно кричит:- Warum?.. Warum?..
И едва замерла под пальцами играющего последняя музыкальная фраза — Ненси, стремительно вскочив с места, в одну минуту очутилась возле рояля.
— Ненси, да куда же ты?.. — точно сквозь сон услышала она недовольный голос бабушки.
Э, да какое дело теперь Ненси до бабушки, до всего мира! Если бы цепями связали ей руки и ноги — она порвала бы эти цепи и, поддаваясь могучему, влекущему ее неудержимо желанию, очутилась бы здесь — у рояля.
— Послушайте… Я вас люблю… и не уеду никуда, — прошептала она, задыхаясь, и, закрыв лицо руками, выбежала из залы.
А вслед за ней, после минутного молчания, понеслись бешеными скачками, точно все сокрушая на пути и ликуя свою победу, полные восторга, пламенные страстные звуки… То была молодость, встречающая свою первую любовь…
Когда юноша кончил и взволнованный поднялся с места, в комнате стояли очарованные, потрясенные, его мать, Марья Львовна и Ненси.
— Что ты играл?.. — спросила мать. — Я никогда не слышала… Что-то странное и удивительное?
— Charmant![68]– прошептала бабушка. — Что это?
— Свое, — промолвил небрежно Юрий.
Одна Ненси молчала. Одна она знала, что говорили эти странные, дивные звуки, и когда все общество вышло в столовую, где его дожидался ужин — молодые счастливцы были не в силах оторвать глаза друг от друга. Их обоюдно пожирал один огонь, ярко, неудержимым светом горевший в их чистых, прекрасных глазах…