Бабушкина внучка
Шрифт:
— Вы, кажется, недавно приобрели это имение? — спрашивала хозяйку Марья Львовна.
— Да, это еще купил мой покойный муж, — ответила со вздохом Наталья Федоровна. — Он был большой любитель деревни и, выйдя в отставку, мечтал заняться хозяйством, да вот не пришлось. Теперь управляюсь одна…
На глазах у нее навернулись слезы.
— У вас все чрезвычайно мило, — сказала Марья Львовна, — вы можете гордиться.
— Бабушка! — многозначительно произнесла Ненси.
— Ах, да!.. Я уже просила вашего милого сына вам передать, que je serai bien contente[59],
— Да, он мне говорил, но простите, ради Бога, не могла собраться… все дела… а я очень желала…
— Ну, так вот… сегодня, soyez si aimable[60], не откажите приехать к вам avec votre charmant enfant[61]… Он нам сыграет что-нибудь.
— Пожалуйста! — с живостью подхватила Ненси.
— Благодарю вас, — постараюсь.
Бабушка поднялась с места.
— Не стану больше вас задерживать, и весьма рада буду видеть вас сегодня у себя.
— Elle n'est pas 'el'egante, mais tr'es bonne femme[62], очевидно!.. — сказала Марья Львовна, когда кабриолет выехал на шоссе, по направлению в ее усадьбе.
— Ах, она прелесть какая славная! — звонко откликнулась Ненси.
— Bonne enfant![63]– произнесла растроганным голосом бабушка, взглянув на внучку.
Вечером, часов около восьми, Юрий с матерью подъехали в новеньком шарабане, запряженном сытой рыженькой лошадкой, в высокому каменному крыльцу двухэтажного Гудауровского дома.
Ненси, поджидавшая их у окна, выскочила на встречу.
— Ненси! Ненси!.. — попробовала было ее остановить бабушка.
Но Ненси была уже на крыльце, где один из важных лакеев, так смутивший Юрия при первом его визите, слегка поддерживая под локоть Наталью Федоровну, помогал ей идти по ступенькам. Это ее донельзя стесняло, и они постаралась почти что взбежать на крыльцо.
— Ну, вот и мы! — весело улыбнулась она Ненси.
Ненси низко присела.
— И бабушка, и я — мы ждем уже давно.
Марья Львовна, с приветливым лицом светской женщины, встретила гостей на пороге гостиной.
— Вот это весьма любезно, что вы приехали.
Все уселись; но разговор не клеился. Несмотря на всю приветливость, Марья Львовна подавляла гостью своей важностью и внушала ей даже легкий страх.
— Бабушка, можно мне показать наш сад Юрию Николаевичу? — спросила Ненси.
— Конечно, petite! Может быть, и вы пройдетесь? — обратилась Марья Львовна к Мирволиной. — Но, впрочем, лучше посидим на балконе, пока гуляет молодежь.
Они вышли на большой балкон, колонны которого были сплошь покрыты зеленью плюща и дикого винограда.
— Как у вас хорошо! — похвалила Наталья Федоровна.
— О! но что здесь было!.. — с сожалением вздохнула Марья Львовна.- C''etait splendide, quelque chose de magnifique![64] Вы знаете — в то время, когда и в деревнях умели жить по-барски!..
Ненси вела Юрия к своей излюбленной старой беседке.
— Представьте себе, что вы — прекрасный принц, а я — принцесса, —
— Зачем я буду представлять, — смеялся Юрий, — мне веселее думать: что вы — вы, а я — я.
— Нет, так лучше. Я живу вон там — видите, где этот бельведер, куда я вас теперь веду… Но это не бельведер, а пышный замок с башнями и стрельчатыми окнами. Мой отец — грозный владыка окружающих нас людей, его все боятся, я тоже боюсь… Вы — прекрасный принц. Вы меня не знаете, вы видели только издалека и влюбились в меня. Наш замок неприступен, и мой отец ревниво охраняет меня. Но вы побороли все препятствия, и когда мой отец и вся стража, подкупленная вами, спали крепким сном, вы проникли в замок и похитили меня… Ах, Боже мой! Зачем мы не живем в то время, когда так много было страшного, таинственного и чудного?!
— Отчего вы не пишете стихов? — спросил Юрий. — У вас такая богатая фантазия. Я уверен, что в вас живет великая писательница!
Они взбирались на гору и подходили в бельведеру. В легкой синеве надвигавшихся сумерек великаны-деревья стояли точно заколдованные исполинские тени, среди которых белели колонны бельведера.
— Смотрите, — указала Ненси на деревья, — когда спускается ночь, мне всегда кажется, что они хотят поведать мне свои великие старые тайны… А вот и он — мой бельведер!
Когда они прошли между колоннами, — мимо Ненси, задев ее слегка крылом, бесшумно пролетела летучая мышь. Ненси вскрикнула.
— Не бойтесь — вы со мной! — шепотом и твердо произнес не без горделивого чувства Юрий.
— Вам не страшно? — тихо спросила Ненси.
— О, нет!
— Вы очень храбры?
— Не знаю, но в жизни я хочу борьбы…
Он даже выпрямился и вздохнул всей грудью.
— А без борьбы — какая жизнь? — произнес он с блестящими глазами. — Бороться должен каждый, кто сознает несовершенство жизни, обман и злобу, и неправду; бороться за обиженных и защищать невинных…
— О, да, вы правы… Но это революция? — с испугом проговорила Ненси.
Юрий улыбнулся ее искренней наивности.
— Я говорю вам о борьбе, великой борьбе всего человечества за идеалы совершенства, а революция — это… это другое!..
Ненси перевесилась за балюстраду бельведера.
— Смотрите, смотрите — видите, как там темно?
Юрий тоже наклонился. У подножья горы сплошной, темной стеной высились деревья, едва покачивая своими верхушками.
— И ветер шелестит чуть слышно, едва-едва… — прибавила Ненси. — А когда я на какой-нибудь горе, мне смерть как хочется зажмуриться — вот так — и со всего размаха — вниз!
— Ой, нет! — испуганно произнес Юрий и потянул ее за платье.
Она вдруг откинулась и повернула к нему свое немного бледное от окутывавшего их полумрака лицо, с принявшими какое-то странное выражение глазами.
— Скажите — вы не забудете меня?
Он посмотрел на нее с удивлением.
— Вы знаете — я уезжаю через два дня, — произнесла она отрывисто.
Юрий хотел что-то ответить, но, вместо слов, беспомощно вздохнул и опустился на скамью. Ненси села возле него.
— Вы не забудете? — едва слышно повторила она свой вопрос.