Багряная летопись
Шрифт:
Он слушал ее внимательно, покачивая головой.
— Колечко ты свое возьми, еще пригодится. Значит, не захотела к Колчаку убежать? Это хорошо. Вот за пологом тут кровать моя, приляг, отдохни. Ложись, ложись, я тебя охраню.
Наташа скинула шубку, ботинки и, не раздеваясь, легла поверх пестрого лоскутного одеяла. Бессонная ночь сказалась — она крепко и надолго заснула.
— Внученька, а внученька, проснись-ка. Вот тут к тебе один хороший человек пришел, — услыхала она голос старика. Быстро спустив ноги, она села
— Можно, барышня? — Занавеска отдернулась, перед Наташей стоял, пытливо глядя на нее, пожилой рабочий. «Бог мой, до чего ж похож на Володиного отца! Такой же русоголовый, в очках, только в плечах пошире да ростом повыше». Она тряхнула головой, как при наваждении. Он сел перед ней на табуретку, протянул широкую сильную ладонь.
— Александр Иванович.
— Наталья Турчина.
— Не захотела к Колчаку, Наталья Турчина?
— Не захотела.
— Правильно, что не захотела. А офицер-то с мамашей собрались к нему? Может, и документы какие везут?
— Насчет документов не знаю. А сами собрались.
— Где же вы ночевали? Адресок-то можете сказать?
— Извините меня, вчера мы приехали поздно вечером, а сегодня мне не до того было.
— Ну, а хозяйку-то назвать можете?
— Да, Мария Ивановна. Вдова священника, держит корову. Забор у нее высокий, ворота глухие. Дом рядом с церковью.
— Сложное дело, — усмехнулся мужчина. — Тут таких не один десяток, почитай. Однако попробуем отыскать. А к дедушке Василию как попали? Сюда, то есть.
— Шла, куда глаза глядели. Лишь бы уйти подальше. Вот и пришла. Очень лицо у дедушки… ну, доброе. Я к нему и обратилась.
Мужчины переглянулись.
— А медсестрой работать можете? — спросил Александр Иванович.
— Могу и хочу.
— Ладно. Ждите здесь. Я за вами пришлю из госпиталя свою дочку, отвезет она прямо к месту работы, а я пока договорюсь с ними по телефону. Прощайте. Спасибо от советской власти. — Он еще раз бережно пожал ее руку.
— Дедушка, а кто это был? — сразу же спросила Наташа.
— Этот-то? Моего покойного сына лучший друг, раньше работал в депо, а теперь самый главный в Ревкоме нашем. А Тоська у него — душевная девка, добрая да смешливая, она тебе сразу поглянется. Это уж точно.
Вскоре за Наташей приехали легковые санки. В дом вошла румяная кареглазая девушка, закутанная в белый пуховый платок.
— Здравствуйте, Наташа. Я — Тося, дочка Александра Ивановича, — с застенчивой улыбкой поздоровалась она. — Будем работать вместо. А сейчас я вас от дедули заберу.
Новый человек — всегда событие в жизни, а тут перед Наташей стояла та, с которой ей предстояло работать. Наташа пристально вгляделась в ее милые, доверчивые глаза и вдруг, неожиданно для себя, порывисто обняла и поцеловала Тосю.
— Ну, вот и сладилось. А я что говорил? — рассмеялся довольный старичок. Он проводил их через темное,
Ни огонька не светилось в окнах. Искрился под луной снег. Ломаной черной линией бежала под полозьями тень от бесконечных заборов. Прохожих не было, неистово лаяли собаки, запертые во дворах. Город чего-то ждал, притаившись в ночи.
31 января — 1 февраля 1919 года
Самара
— Фрунзе, Михаил Васильевич, командующий Четвертой армией.
— Куйбышев, Валериан Владимирович, председатель Самарского губисполкома.
Они стояли, не торопясь разжать руки, всматриваясь друг в друга почти без улыбки, внимательно, глаза в глаза.
Они никогда не встречались прежде, но слышали друг о друге много от общих знакомых — подпольщиков и давно уже втайне удивлялись тому, как до деталей совпадают их пути в революции. Выросшие в Средней Азии, оба вступили в борьбу совсем еще юношами. Студенты-петербуржцы, оба активно участвовали в первой русской революции. Оба — старосты в политических тюрьмах. Каждый был сослан в Иркутскую губернию, и жили они неподалеку друг от друга: Фрунзе — в Манзурке, Куйбышев — в Тутурах. Оба совершили удачные побеги. Каждому пришлось после революции подавлять лево-эсеровские мятежи. Оба стали военными организаторами: Фрунзе — военкомом Ярославского округа, Куйбышев — политкомом Первой армии Восточного фронта.
Михаилу Фрунзе не раз представлялся образ Куйбышева, витязя революции, и вот он, его брат по революции, стоит перед ним: высокий человек с прекрасным лицом, с огромными темными глазами, с волнистыми волосами.
— Заждались мы вас, Михаил Васильевич, — мягко сказал Куйбышев. Он глядел на ясноглазого крепыша: ни сединки в темно-русых волосах, а ведь дважды подолгу сидел в камере смертников, и каждая ночь могла стать последней в его жизни. «Прощайте, товарищи!» — этот душераздирающий крик, от которого начинала бушевать в ночи вся тюрьма, не раз слышал Куйбышев, но Фрунзе слыхал его не сквозь стены, а в своей камере — от тех, кто сидел вместе с ним, кого уводили сегодня, а завтра могли увести и его…
— Долго ждали? Гороскопчик надо было составить, — пошутил Фрунзе. — Я слыхал, что царь-батюшка дал вам возможность в астрономии усовершенствоваться?
— Да, спасибо благодетелю, — рассмеялся Куйбышев, — время на самообразование он выделял нам щедро. Годов не жалел!
— Присаживайтесь, Валерьян Владимирович. Обстановка меня далеко не радует. Прошу вас со всей откровенностью обрисовать положение дел, как оно вам видится. Сюда, на фронт, я буквально рвался, но изо дня в день застревал в каких-то невидимых сетях.