Багряная радуга
Шрифт:
Точно, не просто так ты встречался с де Бомоном. Ничего, и не из таких передряг выпутывались. Дай только время, вспомнишь еще сегодняшний денек. А что там за шум в коридоре? Крики? Режут кого?!
Но султан спокоен, значит, придется отвечать.
— Тунисский трон захвачен самозванцами, о великий. Я уже подготовил армию, чтобы покарать негодяев и привести эту провинцию к повиновению.
— Вот как? Вы хотите сказать, что жена моего друга, Делал д,Оффуа из рода Мурадидов, не имеет на него никаких прав?
Твоего друга? Когда ж вы подружиться-то
— Боюсь, о великий, нет ни одного подтверждения, что эта жена кяфира и впрямь происходит из этого уважаемого рода.
Усмешка. Очень-очень нехорошая.
— А красная радуга, что вновь накрывает старый Тунисский дворец? А ауры великих магов, появившиеся и у Делал, и у ее мужа? Какие еще нужны доказательства после того, как их признало само Великое заклятье Туниса? Кстати, это ведь ты организовал свержение прежнего паши. Зачем? И не сметь сваливать вину на моего несчастного дядюшку, скорбного умом!
Вновь та же усмешка. Знакомая. До дрожи в коленках.
— Он пригрел жертвующих, как гюрзу на груди. Я не мог допустить, чтобы она жалила твоих верных слуг. И сам паша был силен, опасен для стамбульского трона — заклятье Туниса дает почти безграничное могущество.
Тяжелый вздох и усмешка! Именно так улыбался прежний султан перед тем, как избавиться от очередного визиря. Неужели…
— Жертвующие — не змеи, а волки. Они никогда не нападут на приручившего их человека. И сила правителей Туниса не абсолютна, она падает по мере удаления от камня Величия. За границей своей территории владыки Туниса бессильны. Так зачем нужна была лишняя кровь? Чтобы ты стал богаче? Ты глуп и жаден, а зачем мне жадный глупец? Реис уль-кюттаб, позови моего слугу.
И тот самый реис уль-кюттаб, которого он, великий визирь, нашел, выпестовал и возвысил, неторопливо встал, совершенно равнодушно, как на предмет мебели, взглянул на своего покровителя и вышел за дверь.
— Войдите, — раздался его зычный голос.
В зал заседаний Императорского Совета вошли трое. Два человека среднего роста, одетые в привычные одежды дворцовых слуг. А третий — огромный, в алой свободной рубахе, расстегнутой так, что видна поросшая густыми волосами богатырская грудь. Засученные по локоть рукава открывали могучие руки, сжимавшие крепкую пеньковую веревку, с которой капали на пол тягучие капли масла.
Садовник и его помощники.
Конец? Надо бежать? Куда там, страх намертво сковал ноги.
Помощники подошли, встали с боков и взяли визиря за руки. Не больно, даже аккуратно, но крепко.
Садовник зашел со спины, накинул на шею жертвы веревку и уверенно потянул концы в стороны, намертво пережав горло. Умирающее тело затряслось в бешеной агонии.
А султан, как прежде его безумный дядюшка, подошел вплотную, уперся взглядом в потухающие глаза и мечтательно улыбнулся.
Последней мыслью перед смертью было: «Ничего не меняется».
Тот же двор в самом центре Умирающего города, тот же дом, та же полутемная прохладная комната. Ибрагим привычно
— Мир тебе и милость Всевышнего, — поприветствовал его знакомый голос невидимого собеседника. — Что привез ты для меня?
— И вам мир, уважаемый. Увы, сегодня я с пустыми руками. В Тунисе, в условленном месте, где обычно лежали послания, в этот раз было пусто. Может быть, это связано с недавними событиями?
Раздался тяжелый вздох.
— К сожалению, ты прав. На нашего брата была возложена миссия великая, но опасная. Кое-что мне уже известно, но, надеюсь, ты сможешь рассказать новые подробности. Слушаю тебя, Ибрагим. Какие новости ты увидел или услышал в славном Тунисе?
Ожидаемый вопрос. Ответ на него тщательно продуман, чтобы был точным, без лишних слов и ненужных подробностей. Только то, что видел и слышал сам.
— Сейчас в Тунисе правит Делал из рода Мурадидов. Ее право на трон подтверждено фирманом султана, его зачитали на главной площади города как раз перед моим отъездом. Стража и чиновники принесли клятву верности. Магическую, которую невозможно нарушить. Капитаны пиратских кораблей также поклялись безусловно исполнять приказы новой правительницы, но вы же знаете этих пройдох, всегда найдут способ обойти собственные обещания.
— Да, остается надеяться, что госпоже Делал хватит силы и мудрости удержать эту свору в узде.
— В городе все уверены в этом. Тем более, что ее муж, неожиданно для всех, развернул кипучую деятельность, завязав лично на себя всех людей аль-Шорбана. Кроме гарема, разумеется. Очень деятельный человек. Что еще? Ах да, недавно в город из Стамбула приехал граф де Бомон, военный атташе Галлии. Так этого графа владычица уже трижды принимала, причем аудиенции длились не менее часа. А с ее мужем граф и вовсе чуть ли не ежедневно встречается. Согласитесь, это о многом говорит.
Хозяин дома не спешил с ответом. Ибрагим слышал, как шуршали листы бумаги, шелестело перо, как будто Старец горы что-то записывал, исправлял, зачеркивал и писал снова. Наконец, собеседник вернулся к разговору.
— Интересно. Не скажу что неожиданно, но очень интересно. Значит, султан поддержал новую правительницу, даже муж галлиец его не смутил. И приезд в Тунис как его…
— Графа де Бомона, — поспешил напомнить Ибрагим.
— Да его, тайной вовсе не является. Может быть, меняется политика всей Османской империи? Это дает и нам шанс на если не прекращение, то смягчение гонений… об этом ничего не слышал?
Теперь Ибрагиму очень захотелось взять паузу. Жаль, нельзя. Не положено.
— Э… м-да… — Впервые старый караванщик отвечал неохотно. — Ну… слышал, конечно… даже знаю… новость, радостная для вас, уважаемый, но грустная для меня.
— Даже так?! Ну-ка, ну-ка, рассказывай и не спеши с огорчениями!
— Госпожа Делал публично объявила о прекращении гонений на жертвующих и даже о желании видеть вас, уважаемый, в своем дворце. — Ибрагим буквально протараторил, словно желал скорее сообщить и напрочь забыть сказанное.