Багряный декаданс
Шрифт:
Луан вздохнул. Отрешенно, грустно, почти по-человечески.
— Мира, ты моя дочь. Чтобы ни случилось, ты была и всегда будешь моим ребенком.
— Ну да, конечно, — скривилась я от боли. — А мама всегда будет твоей женой. Ты забыл это добавить для пущего эффекта.
— Считаешь меня чудовищем? — холодный вопрос, ответ на который все равно ничего не изменит.
— А ты сам себя считаешь чудовищем? Ты убил мою мать!
— Нет, не убил. Я мог бы её убить, но не сделал этого. Потому что я люблю твою маму. Люблю спустя столько лет и даже после всего, что она сделала. Думаешь,
«Позволяю». Это слово заскакало в моей голове как запущенный тенистый мячик, отскакивающий от стенок черепа, и при каждом ударе вызывающий протяжный воющий гул.
«Позволяю».
— И как часто, — голос не предал меня, но чтобы удержаться на грани я потратила столько сил, что потемнело перед глазами, — ты ей позволял? Как часто моя мама, с которой я разговаривала, на самом деле была моей матерью?
— Только тогда, когда я давал ей возможность говорить, — высокомерно вскинул подбородок Луан, одним этим движением напомнив мне Сатуса и вновь заставив вспомнить, что они ближайшие родственники.
Семья.
— Значит, не часто, — с тоскливым смешком сделала я вывод.
— Нет.
— А в остальное время ты говорил за неё сам. Неужели твое влияние на неё настолько велико?
— Не меньше, чем влияние принца на тебя. Всю прелесть брака с племянником тебе только предстоит испытать. Я пытался донести до тебя нужные мысли устами матери, потому что не мог сказать прямо, но ты меня не услышала.
— Так, это ты оставил ту надпись на холодильнике?
— Да. Мира, — его грудь тяжело поднялась и опустилась, практически западая. — Ты не видишь всей ситуации… А то, что видишь — видишь не правильно. На твоей матери до сих пор мой брачный кулон. Когда все закончится, я верну её, и она вновь будет моей женой.
— Кулон? — моргнула я, прикасаясь к своему собственному. А потом до меня дошло и все остальное. — Вернешь?
— Твоя мать в заточении, но она не умерла. Или, по крайне мере, не умерла окончательно, — сдержанно пояснил Луан. — Когда я займу трон Аттеры, вы обе будете рядом со мной. Пусть ты не моя по крови, но ты моя по духу. Я — твой единственный отец и всегда им буду. И именно ты станешь моей наследницей.
— Чего?! — завопил Сократ так громко, что я аж подпрыгнула. Но едва его душевный порыв состоялся, как кот замер, словно бы только сейчас осознав, что сделал, захлопнул рот и поглубже зарылся в мои распущенные волосы.
— Сократ, твое присутствие начинает утомлять, — лицо отца, которое стало еще красивее, когда с него стерли несуществующие отметины прожитой жизни, подсветила улыбка, в высшей степени благопристойная. Улыбка аристократа, привыкшего к тяжести короны на своей голове.
Я ощутила, как маленькой тельце у меня под ладонями окаменело, когти впились в кожу, а длинные усы мелко-мелко задрожали, щекоча шею.
— Не смей его трогать, — смело заявила я, закрывая кота руками, пытаясь полностью заслонить собой. — Он — мой хранитель. И идет со мной в комплекте.
— У тебя чуть ли не в каждом мире по хранителю! — рявкнул на меня Эйсон, наблюдавший за нашим диалогом со стороны. —
— Она не виновата, — небрежно перебив названного сына, сказал Луан, распахивая края накидки. Я успела заметить, как в черных наслоениях одежды мелькнула рукоять меча. — Духи сами её находят и хранителями становятся по собственной воле, верно, Сократ? Ладно, пусть твой кот живет. Пока. Но с мальчишкой я таким великодушным не буду.
— С мальчишкой? — запнувшись переспросила я.
А потом поняла.
Кажется, его присутствие я почувствовала раньше, чем увидела глазами. Не знаю, сработала ли это магия брачного кулона или что-то другое, но я в один миг поняла, что вот он, рядом.
Игривый ветер окутал меня, взъерошив волосы, донося аромат. Его аромат, прозвучавший как безмолвная невысказанная поэзия, как отпечаток впечатления, проникшего глубоко в сознание.
А потом из-за стены серого тумана, быстро поползшего еще дальше вверх плотной магической стеной, вышагнули двое.
Сильный, суровый, массивный Кан в рубашке, которую кто-то будто покромсал ножами, оставив обрывки болтаться. И более гибкий стройный принц, который даже не потрудился накинуть что-то поверх обнаженного торса, сохраняющий на лице выражение веселой непринужденности.
Я невольно залюбовалась им, настолько, что почти утратила связь с реальностью. Но звук вынимаемого меча из ножен заставил встряхнуть головой.
— Мышка, — останавливаясь и жестом останавливая Кана, протянул Сатус, глядя на меня без нежности и радости, но зато с обещанием отомстить за все. Его глаза говорили: «ты знала о последствиях, но все равно пошла против меня». И меня накрыло ощущением вины и предательства. И все же… он не отрекся от меня. Протянув вперед руку, он позвал: — Иди ко мне.
В его голосе вибрировала энергия господства. Энергия, способная отстаивать и защищать то, над чем властвует.
И я подчинилась, сделав первый шаг к нему, и сразу же готовая сорваться на бег, но меня настиг окрик отца.
— Мира, стой!
Глава 41
Дернув к себе, отец обнял меня, как обнимал раньше, когда я была совсем маленькой, и заговорил, целуя в макушку.
— Мира, он тебя не любит, он никого не любит, — я хотела сказать, что чья бы корова мычала, но не смогла разжать зубы, которые стиснула так крепко, что услышала, как стирается эмаль. — Все, что ты знаешь, все, во что ты веришь — ложь. Как настоящий демон он знает, что силен только тогда, когда больше не будет никого, кто сможет его победить. В тебе то, что ему не хватает, но, девочка моя, это не любовь. Что угодно, но только не любовь.
Я сморгнула горячие слезы, прокатившиеся вниз и упавшие на складки отцовской одежды, а после подняла больные глаза ему навстречу и спросила:
— Разве не тоже самое ты сделал с мамой?
Отец запнулся и замолчал.
— Да, — выдержав паузу, подтвердил он с холодной суровостью. — И поэтому я знаю, о чем говорю. И не хочу, чтобы тоже самое случилось с моей дочерью!
Шмыгнула носом, отерев лицо ладонью и прогундосила, чувствуя, как Сатус неотрывно сверлит взглядом мой затылок: