Багульник
Шрифт:
Позже, когда она уезжала в Ленинград на защиту, Щеглов с Костиковым пришли на станцию, и в руках Сергея Терентьевича был большой букет багульника, должно быть только что собранного в тайге, потому что цветы мокро поблескивали от росы. Вручая Ольге букет, Щеглов стал извиняться, что по такому торжественному случаю следовало бы преподнести букет горных пионов, а не этих "шаманьих цветов", как здесь называют багульник, и, глянув на Катю, признался:
– Это она, Катюша моя, сказала, что вы больше всего любите багульник, я и поверил.
– Она правильно сказала, - смущенно произнесла Ольга, принимая букет, - а то, что они "шаманьи цветы", меня ничуть не смущает...
Тут
– Сможете в пути при их содействии вызвать добрых духов и попросить удачи на защите, - и засмеялся собственной шутке.
– Наверно, так и придется, Петр Савватеевич, - в тон ответила она.
Вспоминая все это, Ольга не сразу услышала, как в Москве - динамик был в другой комнате - часы на Кремлевской башне стали отбивать полночь, и как о чем-то необыкновенном и удивительном, будто впервые, подумала, что в Агуре уже рассвело и над зеленой, в багряной листве, осенней тайгой, над скалистыми сопками встает солнце.
2
Уже заняв свое место в самолете, Ольга не смогла освободиться от чувства робости и внутренне осуждала себя за это: летят же люди и одни, и целыми семьями, с крохотными детьми. Чтобы как-то отвлечься, она стала примерять ремни. Тут явился высокий, плотного сложения моряк с зачесанными назад седоватыми волосами и, поздоровавшись с Ольгой, сел рядом.
– Рано приторочить себя вздумали, - сказал он.
– Это при взлете, когда зажжется табло!
– Лечу впервые, прежде ездила поездом, - смущенно призналась она.
– Нет уж, увольте, трястись полных семь суток на колесах, трижды в день ходить через чужие вагоны в ресторан съесть гуляш с подливкой...
Выяснив из дальнейшего разговора, что Ольга врач, он схватил ее руку, сильно потряс:
– Значит, коллега!
Ольга уставилась на него с удивлением - так он не был похож на врача.
– И тоже с Севера?
– спросил он.
– С ближнего!
– А я с самого-самого дальнего, - и назвал порт на Охотском побережье.
Тем временем в самолете уже заняли все места и бортпроводница стала рассказывать об ИЛ-62, что этот воздушный лайнер является флагманом Аэрофлота и только недавно, сменив ТУ-104 и ИЛ-18, начал совершать беспосадочные рейсы из Москвы в Хабаровск; что рейс рассчитан на семь часов двадцать минут, а при попутном ветре - ровно на семь! Затем перешла на английский, и так свободно, что даже не понимавшие чужой язык слушали, боясь упустить слово. Были ли англичане в самолете или не были, никто не знал, а японцы были, и, когда бортпроводница закончила, один из японцев как-то странно, одними зубами, улыбнулся и сказал:
– Оцен хорсё! О'кэй!
Зажглось табло, пассажиры пристегнули ремни, гулко взревели моторы. Глянув в иллюминатор, Ольга заметила, что самолет уже оторвался от земли и, слегка качнувшись на вираже, пошел вверх. Она ощутила неприятный гул в ушах, слишком давило на перепонки; морской доктор, - звали его Леонид Иванович, - заметив, как она изменилась в лице, посоветовал пососать леденец, а лучше всего делать частые глотательные движения.
– Спасибо, постараюсь!
Ей и в самом деле от этого сделалось легче, она откинулась на спинку кресла и закрыла глаза. Вскоре, когда самолет лег на курс, не стало слышно даже гула моторов, в салоне было уютно, исчезло всякое ощущение полета.
Леонид Иванович спросил:
– Не возражаете, коллега, если я закурю?
– Пожалуйста, курите!
Он выдвинул из подлокотника кресла пепельницу, закурил сигарету и после каждой затяжки рассеивал ладонью дым, чтобы он не попадал на Ольгу.
– Как у вас там на дальнем Севере?
– спросила она.
– Природа на Охотском побережье, прямо скажу, дичайшая. Суровые скалы, местами такие высокие, что кажется,
Он наклонился к Ольге и из-за спины ее посмотрел в иллюминатор.
– Летим над облаками! Если позволите разбудить вас этак в три-четыре часа по местному, увидите сказочную картину, можно сказать, феерию.
– Будить меня не придется, - улыбнулась Ольга, - спать не буду.
Она тоже посмотрела в иллюминатор: купы темно-синих облаков плыли под крылом самолета, а наверху небо сплошь было усеяно крупными звездами.
– Коли вы, коллега, не собираетесь спать, осмелюсь рассказать случай с нашим доктором Норой Даниловной Синичкиной. Это юное создание совершило такой подвиг, что о ней бы гимны петь. К сожалению, ни песен о ней не споют, ни сказок о ней не расскажут. А жаль.
– Интересно, что за случай такой произошел с вашей Синичкиной, что она, как вы сказали, гимнов достойна?
Он опять хотел закурить, но в салоне большинство пассажиров дремали, и Леонид Иванович, подержав сигарету, сунул ее обратно в пачку.
– Начну, пожалуй, с самого начала. Итак, вообразите себе крохотулю: метр пятьдесят ростом, с круглым розовым личиком, пухлыми губами и черными, как две смородины, глазами. Когда я приехал в порт встречать ее, мне, поверите ли, в голову не пришло, что девушка, сидевшая на огромном чемодане едва доставая ногами до земли, и есть тот самый доктор, о котором нам сообщили телеграммой. Брожу туда-сюда вдоль пирса, пассажиры с парохода уже выгрузились и разошлись кто куда, а врача нашего почему-то не видно. Подхожу к девчушке, уныло сидевшей на чемодане, - может, подвезти ее нужно, спрашиваю: "Кого, синичка, дожидаешься?"
Она вскидывает на меня глаза.
"Не синичка, а доктор Нора Даниловна Синичкина!"
"Так это вы, коллега?" - немного растерявшись, спросил я, а про себя подумал: кто же послал эту крохотульку в такую даль, где всю зиму пурга, а летом, что ни день, штормит океан?
"Да, это я, коллега!
– отвечает она.
– В телеграмме, по-моему, ясно сказано: "Направляется в качестве врача-педиатра Нора Даниловна Синичкина. Прошу встретить и создать условия!"
"Так я и пришел вас встретить!"
"Благодарю за внимание! Я уже добрых два часа сижу на чемодане. За это время пароход успел сняться с якоря и уйти на Чукотку".
"Как только была получена телеграмма, я сразу же и выехал. Давайте ваш чемодан и поедем в поселок".
От пристани до нашего поселка, где расположена портовая больница, часа два езды. Пока мы ехали, Синичкину так разморило, что она притулилась ко мне и заснула. Вдруг на повороте машину дернуло, Нора Даниловна встрепенулась, заморгала сонными глазами.