Балаустион
Шрифт:
– Чудеса, клянусь Меднодомной, – покачал головой Леонтиск.
– Вот-вот. Я думаю, царевич Пирр… ну… вроде заколдовал его, – серьезно проговорил сын наварха. – Есть такие люди – смотрят тебе в глаза, говорят что-то и ты им подчиняешься, даже против воли. Я как-то встречал такого… В море дело было, отец как-то взял меня с собой в плаванье. Двое матросов, подвыпив, пристали к пассажиру, какому-то жрецу, или волхву, кто там его разберет. Хотели потрясти его малость, поискать серебро, – а, может, шутковали со скуки. Так он только поглядел на них, сказал что-то неразборчиво – и они,
– Теперь они не сунутся, раз эфор здесь. Сдается, мы победили, дружище. Сейчас Фебид допросит Эпименида, и все встанет на свои места.
– Чего ж ты не радуешься победе, э? – Галиарт удивленно поднял бровь. – Клянусь богами, выглядишь, как уличная девка, которую оттыркали, а денег не дали.
– Есть кое-что еще, – Леонтиск, взглядом попросив у Леонида прощения, отвел товарища в сторону. Леонид, пожав плечами, отправился по лестнице на второй этаж. Афинянин вкратце поведал сыну наварха о признании Эвнома. Улыбка сползла с лица Галиарта, сменившись заалевшим на щеках румянцем злобы.
– Эвном сказал, что подонок, убивший малышку Софиллу, тоже тут? – уточнил он.
– Они оба здесь. Вернее, были оба, но один уже получил свое – истек кровью и отбросил копыта с четверть часа назад. Верзила Харилай – Тисамен вскрыл ему бок.
– Прежде, чем подняться к Эвному, давай перережем глотку второму, – с необыкновенной для него решительностью поднялся сын наварха. – Где он?
– Не торопись, – Леонтиск поморщился. – Здесь эфор, и он не допустит ничего, что считает беззаконием.
– Чего? – глаза Галиарта сузились. – Ты забыл, что мы поклялись?
– Нет, – покачал головой Леонтиск. – Но Эвнома нам не достать – он наверху, в той же комнате, где допрашивают предателя Эпименида. Другой здесь, заперт в кладовке. Хотя убивать его связанного, как скотину, мне претит.
– Что ты предлагаешь?
– Есть у меня одна идея. Но нужно действовать быстро, пока эфор занят…
…Когда они отперли дверь кладовой, пленник, едва различимый в темноте, завозился в углу, пытаясь встать на ноги.
– Командир?
– Нет, не командир, – Леонтиск осветил помещение факелом. – Это все еще я, Ипполит.
– А-а, ты, афиненок, – «белый плащ» обнажил в ухмылке ровные зубы. – Вы что, еще не договорились с нашими? Скорей бы уже. Я не намерен торчать тут целые сутки, и отлить хочу.
«Спутники» молча разглядывали приговоренного ими человека.
– Чего уставились? – он задергался, почувствовав исходящую от них угрозу. – Чего надо-то? Ведите меня к остальным, почему я должен сидеть здесь с мертвяком? – «Мертвяком» Ипполит называл лежавший в углу труп его товарища Харилая. – Вы поплатитесь за это убийство. Отец Харилая – пентакосиарх, он всех вас в Дехаду отправит, псы. Чего вылупились? Думаете, я боюсь вас, уроды?
Парень явно «накручивал» себя, стараясь казаться храбрым. Леонтиск шагнул к нему, стараясь
– Пришел час расплаты, Ипполит – за тот день, когда вы заманили в ловушку меня и моего друга-афинянина (Леонтиск собирался сказать «человека, которого вы считали моим другом», но вовремя вспомнил о присутствии Галиарта). Мы спешили на встречу с девушками, но вы схватили их, заменив бессовестной сучкой-амазонкой, которая завлекла нас обоих в ловушку. Я лишился руки, – Леонтиск взмахнул культей перед носом «белого плаща», – но выжил, спасся, в отличие от моего друга и ни в чем не виновных девчонок, которых вы, ублюдки, изнасиловали, а потом убили!
– Клевета! Не было ничего такого! – завопил Ипполит.
– Не ври, мразь! – дрожа от ненависти, Галиарт врезал пленнику кулаком по скуле. Тот отлетел, ударился о стену, но устоял на ногах.
– Нет смысла запираться, Ипполит, – прошипел Леонтиск. – Эвном во всем признался. И ты сознаешься, тля.
– Ты потому такой храбрый, лягушонок афинский, что у меня руки связаны, – Ипполит глянул зверем, сплюнул кровью. – Если бы было не так, я бы придушил тебя, как и ту сучку.
– Тебе представится возможность подтвердить свои слова, Ипполит, – покачал головой Леонтиск. – Потому что мы пришли убить тебя.
– Что? – заморгал белесыми глазами «белый плащ».
– Мне жаль, правда. Из леотихидовских ты казался мне не самым пропащим.
– Но… если вы меня убьете, вам придется ответить за это, клянусь…
– Не больше, чем за всех других, – отвечал Галиарт, открывая дверь. – Кроме Харилая, наши убили еще одного. С тобой вместе будет трое. Надеюсь, оптом вы пойдете дешевле. Пирр Эврипонтид будет царем, и не позволит, чтобы нас засудили.
– И это все – из-за каких-то шлюх? – завопил Ипполит. – Они ведь были дочками грязного перийока! Эй, ребята, ну давайте договоримся. Я уплачу семье пеню за убийство, и вам серебра насыплю…
– Замолчи, погань, – вздохнул Леонтиск. – Хватай его, Галиарт.
Заткнув Ипполиту рот куском оторванной от хитона Харилая материи, «спутники» поволокли его в задний перистиль, откуда, как надеялся Леонтиск, шум не достигнет ушей Фебида и его свиты. По пути, хвала богам, никого не попалось – все эврипонтиды находились на втором этаже – кто-то охранял окна, кто-то вместе с эфором слушал откровения Эпименида. Слуги, выпущенные «спутниками» из комнаты, где их заперли «белые плащи», по дружескому совету Феникса, высказанному в свойственной ему манере, спрятались в подвале.
– Вообще-то, урод, полагалось бы зарезать тебя, как жертвенную козу, – прошипел Галиарт, когда все трое оказались в квадратном зале крытого внутреннего дворика. – Но Леонтиск, благородный придурок, решил, что раз мы давно тебя знаем, то обязаны дать тебе возможность умереть с мечом в руке – как истинному спартанцу. Каковым, по моему мнению, ты не являешься.
– И вы, конечно, храбрецы, нападете на меня с двух сторон, заколете, а потом будете похваляться друг перед другом своим великодушием? – фыркнул Ипполит, чей рот был снова свободен. В его плутовских глазах Леонтиск уловил вспыхнувший огонек надежды.