Балаустион
Шрифт:
Сын Терамена пребывал в радостном возбуждении.
– Прекрасно идем, при таком-то боковом ветре, – воскликнул он, бросив внимательный взгляд на убегающую вдоль борта воду.
– Ты прав, – хмыкнул Леонтиск, подозрительно глядя на море. – Погодку сегодня чересчур спокойной не назовешь. Не было бы шторма.
– Не гневи богов недовольством, Леонтиск, – легко ответил товарищ. – Самая обычная погода. Не забывай, на дворе зима.
Леонтиск решил скрыть обуревавшие его чувства, считая их недостойными мужчины и с наигранным
– Да разве ж я недоволен? Великий Мужеубийца, да я самый довольный человек в Ойкумене! Подумать только – еще вчера утром я без всякой надежды созерцал серый потолок архонтовой темницы, а теперь плыву домой, в Спарту!
– Но-но, не забывай, что ты афинянин! – с шутливым возмущением погрозил Эвполид.
– Трудно считать родным город, «дружелюбно» встречающий тебя предательством, интригами и подземельем. И сломанными ребрами, – подумав, добавил Леонтиск. – И все-таки я не жалуюсь, я действительно счастлив. Все могло обойтись куда как хуже.
– Хм, а выглядишь ты так, как будто сейчас перегнешься через бортик и начнешь кормить рыб содержимым желудка, – ехидно заметил товарищ.
– Болтанка всегда внушает мне такое желание. Наверное, я все-таки не совсем афинянин. Возможно, меня слишком рано забрали из Афин, и я недополучил чего-то… не знаю, чего именно, но тяги к морю, присущей каждому афинянину, у меня нет и в помине.
Эвполид промолчал, неопределенно пожав плечами. На берегу и в небе тускло перемигивались огоньки.
Ударившая в борт волна снова обдала их брызгами. Леонтиск поежился.
– Кроме того, сознаюсь, мне еще не приходилось бывать в море в такое время года, – продолжил он. – Клянусь Афиной, не очень-то уверенно чувствуешь себя в этой утлой посудине. Мотает туда-сюда, как скорлупу… Другое дело – большие корабли, триера или пентера…
– Ха! В хороший шторм твоя триера со втянутыми веслами будет плавать, как гроб, проваливаясь в каждую водяную яму, пока ее не разломает волнами. А эта, как ты ее называешь, скорлупа, всегда прыгает по гребням, как щепка. Поэтому контрабандисты и пираты так уважают фелюгу – в плохую погоду удержишься на плаву, в хорошую – уйдешь от любой погони. Ну, товар, конечно, в случае чего идет за борт – грузоподъемность-то у нее не очень.
Леонтиск с любопытством взглянул на своего спутника.
– Откуда ты так хорошо знаешь все о контрабандистах, а, достойный сын уважаемого Терамена?
– Не совсем так. – Эвполид, казалось, смутился. Впрочем, в темноте Леонтиск не мог разглядеть выражения его лица. – Я бы сказал: недостойный сын достойного отца. Наши судьбы пишутся слепыми Мойрами, и нередко сын сбивается с пути, проложенного родителем. Относительно меня это утверждение в высшей степени справедливо.
– Вот как? – удивился Леонтиск.
– Отец хотел бы, чтобы я пошел по его стопам, – вздохнул Эвполид, – но меня самого никогда не интересовала государственная деятельность. Ну не по мне
– Теперь, наверное, господину Терамену будет нелегко справляться со всем этим без тебя?
Эвполид вздохнул.
– Как тебе, наверное, рассказал отец, пребывание в Афинах стало слишком опасным для моего здоровья. При другом раскладе сил я бы еще поборолся, терпеть не могу оставлять поле боя противнику. Но, не вдаваясь в подробности, скажу, что в нынешней ситуации это – чистое самоубийство, а я хотел бы еще пожить. Будем надеяться, что положение изменится, и не через тридцать лет, а в ближайшее время. Не хотелось бы покинуть родной город навсегда.
– Тебе понравится в Спарте, – Леонтиск ободряюще хлопнул товарища по плечу. – Ты говоришь, что любишь риск и приключения? Тогда тебе самое место у нас, в партии царевича Пирра. Нам предстоит сразиться с Агиадами, одолеть их и вернуть на трон царя Павсания. И – кто знает – быть может, представится случай повоевать и сделать карьеру! Лично я, клянусь Меднодомной, весьма на это рассчитываю.
– Страсть как соскучился по хорошей драке! – сверкнул глазами Эвполид. – Если ты мне это обещаешь, то я с вами!
– Обещаю, обещаю, – усмехнулся сын стратега. – Возможно, еще много покажется! Братики Эвдамид и Леотихид не из тех, кто легко позволит вырвать у себя изо рта пирог власти.
– Тогда выломаем его вместе с зубами! – хохотнул Эвполид, и вдруг, подавшись вперед, протянул руку. – Смотри, вот и маяк Эгины! Мы вышли из аттических вод, оторвались!
– Похоже, на триере, что идет за нами, так не думают, – раздался за спиной хриплый голос капитана. Друзья разом обернулись.
– Что?!
– Да вы не переживайте так, господа, они нас не видят, – успокаивающе поднял руку старый контрабандист. – Не зря же я велел идти без огней.
– А если все-таки заметили? Почему они плывут за нами? – пересохшими губами спросил Леонтиск. Богатое воображение тут же нарисовало, как окованный нос триеры без труда раскалывает фелюгу надвое, и вот уже они все барахтаются в ледяной воде ночного моря, цепляясь за обломки снастей…
Капитан пожал плечами.
– Будем убегать, господин. Если повернуть на юго-запад, по ветру, и поставить большой парус, ни одна военная посудина не угонится за «Вызывающей бурю».
Леонтиск понял, что «Вызывающая бурю» – название фелюги.