Баллада о неудачниках
Шрифт:
Сытый и отмытый, я двумя пальцами взял котту и понюхал. Смердело потом, куриным дерьмом и еще чем-то мерзким. Видимо, брауни. Обделался он с перепугу, что ли? Нет, я, конечно, в гневе страшен — но всему же есть предел. А может, это у брауни нормальный запах такой? Защита. Они воняют, вот их хищники стороной и обходят. Я бы точно обошел.
Тащиться через весь город в одной рубахе было совсем несподручно, поэтому я, матерясь сквозь зубы, надел вонючую котту и застегнул пояс. Полное ощущение, что я на себя курятник натянул. Курятник, в котором поселились пугливые
Вот же мерзость.
Бабка мельтешила вокруг, тарахтела, как сухой горох в стакане, подсовывала то краюху с медом, то мелкие кислицы, жесткие, как оленье копыто, то молочка на дорожку.
— А может, поспите у нас? Я у очага постелю, а сама у двери лягу, у очага тепло, и шкура овечья хорошая, новая совсем, ложитесь, сэр Марк, отдохните.
Я представил себе овечью шкуру и всех ее обитателей. Вот уж спасибо!
— Благодарю. Меня ждут дела.
Под разочарованные вздохи бабки я вывалился в рассвет. Брауни, смирившийся со своей участью, лежал тихо и грустно моргал.
— Что, страшно? А ты кур не жри.
Я задумался было, как эту пакость везти, потом решил, что лучше глаз с поганца не спускать, и пристроил впереди — так, чтобы держать, если что, удобно было. Ну или по башке треснуть. Брауни подзатыльники это явно на пользу. Хотя чего там — это всем на пользу, главное не увлечься. Ворон отнесся к идее без вдохновения, но мужественно терпел, только фыркал и прял ушами, приплясывая на месте.
— Ну, тихо, тихо. Ты же не курица.
Поначалу я хотел поехать к Паттишаллу, показать улов. А потом передумал. Зачем? Вряд ли Паттишалл восхитится моими сообразительностью и мужеством. А вот то, что я чужую работу вместо своей делаю, — это да, это заметит. Да и таскаться туда-сюда с вонючкой в обнимку… Я развернул Ворона и решительно направился в сторону Рокингема. Раньше начну — раньше закончу. И котту выброшу. Боже, ну как же смердит.
В лесу брауни воспрял. Он зашевелил влажным черным носом, раздувая ноздри, задергал задними лапами и что-то залопотал.
— Тихо сиди! Пристукнуть тебя и сейчас не поздно! — я отвесил ему леща, чтобы не трепыхался. Углубляясь в лес, я мысленно прикидывал, найдет ли этот сукин сын дорогу обратно. По всему выходило, что найдет. Но не кружить же по Рокингему до заката! Я остановился, спешился и снял брауни.
— Слушай меня. Я тебя сейчас развяжу. Но если вздумаешь кусаться — пеняй на себя. Понял?
Брауни меня не слушал. Он водил глазами по кронам деревьев, лопотал и подергивал лапами.
— Ладно, черт с тобой. Иди.
Я распутал узел и дернул цепь, отчего брауни завертелся в траве, как веретено. Остановившись, чудила сел, ошалело потряс головой, посмотрел на меня искоса — и исчез. Появился в пяти шагах справа, мигнул, исчез, объявился у самой опушки леса и рванул в кусты, с треском ломая ветки. Ух ты! Ну надо же! Я проводил уродца взглядом, взял Ворона за повод и направился в сторону тракта. Трава пружинила под сапогами, в ветвях орали утренние гимны птицы, а небо над кронами было розовое и оранжевое, будто кожура спелого яблока. Начинался отличный день. Просто замечательный.
Паттишалл не заметил моего отсутствия. Вообще. Ни слова не сказал об этом. Мы мило побеседовали, потом позавтракали, и этот мелкий прыщ даже был любезен — настолько, насколько вообще может быть любезен Паттишалл.
В замке появилась новая служанка — симпатичная глазастенькая чернулечка. Я, в общем, предпочитаю беленьких, но предрассудки мне чужды. А в этой чернулечке что-то было. Определенно было. И улыбалась она весьма значительно. Со знанием дела. Люблю таких!
В обед со мной все-таки связалась Вилл. Глаза усталые, физиономия расцарапанная, волосы грязные, будто она их в свиное корыто макала — но в остальном Вилл была в норме.
— Не разбудила? Я хотела раньше тебя вызвать, но подумала, что ночь, наверное… Я не мешаю?
Ну вот что за человек-то такой?
— Рехнулась? Да я уснуть не могу!
Нет, ну а что? Я ведь и правда не спал.
— Извини, я…
— В следующий раз буди. Лучше увидеть тебя наяву с головой, чем во сне — без головы.
— Марк, солнышко, тебя мучили кошмары? Ты такой милый.
— От милой слышу. Я ночами не сплю, а ты издеваешься еще.
— Ты думаешь, я на это способна?
— Еще как способна! Точно нормально все? Эти вот, здоровые…
— Нормально. Здоровых отогнали, не переживай. Ты же видел — я в прикрытии.
— В прикрытии она. Если это прикрытие — то я девица.
— О, леди Денфорд, вы сегодня очаровательны! Ты сам видел — я щит держала
— А я яблоко держу! Наверное, я садовник!
— Марк, не начинай.
Да, точно. Не начинать. Не сейчас. Потом, когда вернется. Потом.
— Не буду. Ты скоро?
— Не знаю. Где-то недельку еще, наверное.
Вот же дьявол. Я думал, пару дней, не больше.
— Хорошо. Ты осторожнее там. Не нарывайся.
— Я само благоразумие.
— Я видел.
— Марк!
— Да, не начинаю. Ты выспалась уже?
— Почти, — опровергая себя, Вилл широко зевнула, закрывая рот ладонью.
— Иди спать. Хватит болтать.
— Вот кто бы говорил, — хмыкнула Вилл и разорвала связь.
Это что было? Кто болтает? Я болтаю?! Я вообще молчу. Просто захожу в гости и рассказываю, что в городе происходит. А то некоторые сидят у себя на кухне и дальше тушеного гуся ничего не видят. Болтаю я… Да я даже про Колючку ничего не говорю — а мог бы!
Кстати. Нужно проверить Колючку. Она уже сутки никого не грызла за пальцы. Так и заболеть недолго.
— Милорд Денфорд! Милорд! — грохнув дверью об стену, в комнату Тобиас влетел. Рожа у него была красная, как мухомор, а глаза круглые и совершенно ошалелые.
— Чего орешь?
— Милорд Денфорд, принц приехал!
— Принц Джон тут?!
— Да! Кортеж въехал в город!
Вот ты ж дьявол. Извини, Колючка, сегодня явно не твой день.
Я заметался. Как-то так вдруг оказалось, что мне следует быть одновременно в трех местах. А лучше — в четырех. Или даже в пяти.