Баллада об Угнетателе
Шрифт:
Но это же надо быть таким негодяем, думал Казначей, переводя дыхание — так надругаться над местностью! По словам крестьян, все броды через реки заглублены, мосты сожжены подчистую. Сунулся в лес, не поверив рассказам — а там и на самом деле непролазный бурелом. Вот только никакой это не бурелом — кругом виднелись следы подрубки деревьев. Сейчас он шел через мёртвую топь. И по растительности было видно — топь тоже рукотворная. Мертвые деревья торчали над болтом, а обычный для таких мест кустарник отсутствует, ряски и нормальных болотных трав тоже нет. Как и характерной болотной вони, которая многое может сказать знатоку. Неправильное болото грозит неправильными ловушками. И слишком тихо, что добавляет жути. Так-то понятно, что зима, но на болоте
Ну да ничего, по ощущениям не так много осталось, скоро уже земли Иманта. Чёртов запасной план! Сразу после исполнения заказа подручные остались собрать остатки серебра из сейфа, а Казначей убежал секретным путем, крикнув, что будет готовить лошадей. Пара тысяч денариев, прихваченных им сейчас по-доброму оттягивают пояс. Неудобно чуток, но хорошо — серебро добавляет душевного тепла. Когда ключница вместо того, чтоб молча забиться в угол и также молча умереть, начала размахивать здоровенным кинжалом, взятым из неоткуда, он понял — план придется менять.
Когда она заорала, да не по-бабьи, а как боец, зовущий подмогу, основной план был окончательно похоронен. Посему приказ добить девку, добить графа, собрать серебро имел главный смысл в том, чтоб задержать ломящуюся в дверь стражу. Уже скрывшись за неприметной дверцей, Казначей услыхал грохот пистоля начальника стражников, скорее всего тот вышиб задвижку. Граф хорош тоже, распелся тетеревом на токовище, что маг-боевик, а про воительницу в юбке молчок. Вот и получил сразу по макушке молотком, после такого удара не помагичешь, после такого сразу смерть. Казначей вспомнил, как уже выводя лошадь из стойла почувствовал боль в боку — достала всё-таки бешеная девка! Ну да ничего, скоро всё закончится.
Одной дыркой в шкуре больше, то не беда! И что всё серебро не вывез — тоже не беда. Зато теперь новый работодатель оценит квалификацию наёмника, поймёт перспективы. Такими специалистами не разбрасываются нигде. Вон даже Жорж Долинольский дурак дураком, а ведь сразу оценил пользу от Гиёма. Нет, он совсем не дурак, лихо развернулся в своём графстве. Дурак, что поверил Казначею. Никому нельзя верить. А болото продолжало пить силы, так что только умение отключаться от монотонного напряжения, уход в размышления, не давали Казначею взвыть от бессилия. В Долинольское графство он прибыл как купец, через Мерсалию, а не этими болотами. Знал бы, что тут такая страсть, план был бы другой. Без оружия, без припасов, без спутников, зато с серебром и уверенностью в завтрашнем дне наёмник медленно брел через мёртвое болото. Коня жалко, но он отказался идти еще вчера. Без корма по топи сутки напролёт может только человек. И припасы жалко, но ничего — выйдет к людям, разживётся и припасами, и конягой, и новыми слугами, если повезёт.
Сухие места начались внезапно, что было неудивительно для рукотворного болота. Запасной план сработал, хотя маршрут Казначей выбрал не самый удачный. По рассказам крестьян тут и до войны было довольно малолюдно, а с началом войны многие ушли с насиженных мест. Причем кое-кто в Долинол, что странно. Прикордонные разъезды могут быть только со стороны Мерсалии, кроме Угнетателя никто не заставляет своих дружинников сбивать ноги, патрулируя местность. А значит, кроме диких зверей наёмнику теперь никто не угрожает. Ну разве что люди, но одиночку своим кинжалом Казначей порешит легко. Ради куска хлеба сейчас пришить готов. Ну и чтоб не болтал никто лишнего. Посуху и передвигаться легче, и настроение лучше. Усталость никуда не ушла, голод донимает, но то привычные сложности, переживём! Уже на исходе короткого дня, в сумерках Казначей организовал привал. Костерок из мусора и мокрых веток поможет скоротать холодную зимнюю ночь, а голод убивает так медленно, что и переживать из-за этой ерунды не стоит. Огонь долго не хотел разгораться, дымил, еле тлел и пытался сбежать в никуда. Казначей вспомнил удивительно тёплый донжон убитого графа —
Лязг спущенной дуги стального арбалета разбудил, но только затем, чтоб Казначей успел почувствовать боль от разрывающего плоть болта. Умирая, он продолжал слышать щелчки и удары, ощущать удары, с которыми в его тело входили новые и новые болты. Бессчетное количество снарядов рвали мышцы, сосуды, внутренности, крушило кости, а смерть всё не могла погасить его сознание.
— Хорош! Второй залп не нужен! А то еще в голову попадёте, сдохнет вражина ненароком.
— Как скажете, ваше благородие! Разрешите ужин сгоношить?
— Сначала упакуйте дичь как следует.
Тело Казначея, многострадальное тело, которое мечтало и молило о смерти, в несколько рук избавили от одежды, а потом туго связали веревками так, что и не шевельнуться.
— Вы не слишком туго вяжете?
— Нормально, думаем господину кроме его языка уже ничего не нужно. А говорить можно и без рук или ног.
— А если он гордый?
— Отчекрыжат гордость и забьют куда-нибудь — вот и разговорят. Небось умельцы есть!
— Ну ладно, вам виднее.
— Это да, ваше благородие! Охотник вы знатный, а допросы вести мы пока более обучены.
Казначей сквозь пелену боли слышал почти всё, но никак не мог понять, к кому он попал в руки. Заплывшие глаза и поза, не способствующая созерцанию не давали рассмотреть в сумраке одежду, экипировку и лица напавших на него. Одно он осознал — арбалеты били с разных сторон, и били тупыми болтами на пушного зверя. Охотники на людей не просто его обложили, они были абсолютно уверены в своём успехе. Нет той яркой радости успешной охоты, какая бывает у охотников любителей. Скорее это удовольствие от хорошо сделанной работы, какое прилично опытным промысловикам. Так кто они? Вариантов всего два — или тайных дел мастера из Иманта, или погоня из Долинола. В первом случае непонятно — неужели его вели всё это время, неужто знали все его планы заранее? А тогда зачем такая встреча? И зачем брать живым? А если графская дружина — то только месть за убитого сюзерена. И еще оправдание в глазах нового нанимателя — мол не уберегли, зато убийцу покарали. В таком случае постараются довезти в замок живым, чтоб казнить прилюдно. И так нехорошо складывается, и эдак неудачно. Казначей понял, что шансов выжить не очень много, но раз сейчас не убили, то еще какое-то время поживёт.
— Так что, ваше благородие, идём обратно?
— Ну не на ночь же глядя. Место демон выбрал нормальное, сразу видно бывалого путешественника, так что тут ночуем.
— А ничего, что это земли Иманта?
— Раньше и наше графство к Иманту относилось, но живём как-то.
— Хорошо живём, лучше, чем при прошлом графе, я вам точно говорю!
Бойцы умело обустраивали ночёвку, нарубая себе ветки для подстилок, стаскивая топливо для костра поближе, чтоб сохло около огня. А вот с едой у них было также худо, как и у Казначея. Во всяком случае ничем съедобным не пахло, никто не готовил на огне и не разогревал. Только воды вскипятили с какими-то травками и листочками, собранными тут же. Когда в живот закинуть нечего, и горячая вода за счастье.
Утром Доркин, а командовал отрядом именно он поднял бойцов еще до света:
— Хорош сны разглядывать, всё равно у вас всех они одинаковые сегодня! Собрались и пошли, раньше выйдем, раньше придем.
— Ваш-бродь, а ты откуда наши сны знаешь? Магией воспользовался? — Десятник личной охраны графа был бойцом авторитетным, потому и общался с начальником стражи более свободно.
— Запомни, боец, у голодного дружинника все сны про жратву, никаких других снов ему не показывают.
— Угадали, ваше благородие! В самую точку попали! Окорок копчёный снился.