Баллады о Боре-Робингуде
Шрифт:
Муть, только что заполнявшая глаза раненого, внезапно исчезает – будто в том фокусе с зажженной спичкой, брошенной в заполненную табачным дымом водочную бутылку, – а голос его обретает нездешнюю твердость и звучность:
– Путь праведника труден, ибо препятствуют ему себялюбивые и тираны из злых людей. Блажен тот пастырь, кто во имя милосердия и доброты ведет слабых за собой сквозь долину тьмы, ибо именно он и есть тот, кто воистину печется о ближнем своем и возвращает детей заблудших… И совершу над ними мщение великое наказаниями яростными. Над теми, кто замыслит отравить и повредить братьям моим. И узнаешь ты, что имя мое – Господь, когда мщение мое падет
Рука Чарльза Эйч Арчера – брата Иезекииля – твердо ложится на пульт, вдавливая пусковые кнопки.
Старт крылатой ракеты – сложный и по-своему красивый процесс…
119
Факел ракетного выхлопа, вырвавшийся из трюма «Крестоносца», разламывает напополам неприспособленный к подобным пиротехническим экзерсисам кораблик, но это уже не имеет значения: тот свое дело сделал. Оно, кстати, и к лучшему: концы в воду … На поверхности еще плавает некоторое время разнообразный мусор, в числе которого – тело человека в окровавленной гавайской рубашке. А может, и не тело; может, в тот, первый, момент человек был еще жив – но только проверить это никак невозможно. Потому что треугольные акульи плавники тут же устремляются к прикормленному местечку ; миг – и на волнах не остается ничего, кроме медленно тающей кровяной кляксы…
120
Утро в Каламат-Шутфе – пейзаж после битвы : «до нуля дотлел основной ресурс, а за ним неспешно иссяк резерв…». Впрочем, как раз от основного-то ресурса кой-чего еще осталось, причем с обеих сторон.
…Робингуд стремительным рывком преодолевает гребешок бархана и тут же откатывается чуть в сторону; впрочем, предосторожность эта оказывается излишней. Отложив винтовку, атаман извлекает индивидуальный пакет и споро принимается за раненого:
– Эх, Ванюша, дурилка ты картонная, – в наши-то с тобой годы так подставляться!..
Рана скверная. Более чем. В живот. Даже остановить кровотечение толком не выходит: дураку ясно – нужна срочная эвакуация. Дуракам-то, впрочем, всегда все ясно… Выматерившись сквозь зубы, Робин включает уже некоторое время как домогающуюся его внимания рацию:
– Первый здесь!
– Товарищ майор, – доносится спокойный голос ракетчика Николая, – «Гранит» пошел, от Сокотры. Через шесть минут войдет в зону досягаемости. Начинаем отсчет. Как поняли? – прием.
«Добро пожаловать в реальный мир!..»
– Понял вас отлично. Успеваете?
– Так точно. А у вас как – ну, насчет того снайпера?..
– Никак. Если дорожите мозгами – не вздумайте опускать противопульные жалюзи. Конец связи.
Робингуд быстро, вбирающе, озирает окрестность в бинокль: несколько трупов, застывших на изрытом воронками песке, перевернутый джип, за линией барханов – истончившиеся дымки от выгоревших вертолетов… О дьявол, где ж он затаился, этот, последний по счету, гад?
Самому ЗРК, правда, ничего особо не грозит: окна кабины, где сейчас работают ракетчики, прикрыты выдвижными бронещитками – из винтовки не проймешь. Но вот насчет остального…. Впереди, метрах в ста, высится на пригорке осиротевшая «Сосна»: военспецы-зенитчики мертвы, застрелены в затылок – снайпер очень удачно обошел их позицию с тыла. А вот бедолага Ванюша, видать, столкнулся со снайпером чисто случайно, нос к носу – и тот его упредил … Или?..
– Ванюша, очнись! – веки раненого вздрагивают и медленно-медленно ползут вверх – по мере того
– Холодно… – голос «лучшего рукопашника спецназа» доносится будто бы из невообразимой дали, с тех заснеженных ягелем сопок, куда навсегда уходят пасти своих Белых Оленей таежные кочевники Северо-Востока. – Холодно… не чувствую ничего… совсем… Позвоночник… что там?
– Все нормально, Ванюша, все будет в порядке! Сейчас будет эвакуация, держись! Минуты…
– Какая, на хрен, отсюда эвакуация?! – Ванюшин голос внезапно обретает привычную твердость: вот теперь, похоже, снадобье подействовало в полный рост. – Кто из нас бредит?.. Эх, Боря… Ввязались мы… как пионеры юные… За каменюку эту мусульманскую – горела б она синим пламенем!.. Да! – ты ЕГО-то хоть достал?
– Нет…
– Убей ЕГО, Боря!.. Это ведь ОН положил их всех – и Пашу, и Серегу с Витьком! И я – я тут чего, задарма, что ль, Бегущего Кабана из себя изображал?!
…Увы! Похоже, что таки да – задарма. Потому что сзади как раз звучит оклик по-русски:
– Майор! Обернись – напоследок!..
121
Вот и все.
Руки атамана, замершего на корточках подле умирающего друга, заняты бинтами и прочей медицинской хренотенью; о том, чтоб дотянуться до лежащей рядом винтовки СВД, нечего и думать. Правда, на ремне у Ванюши, буквально в паре вершков от повязки, которую Робин как раз в тот момент подправлял, имеет место быть пистолет в открытой кобуре, но только хрена ли в нем проку? Выхватить-то его не проблема (и это Робин, естественно, немедля проделывает), но вот обернуться, отыскать позади себя снайпера, уже взявшего тебя на прицел, и, в свой черед, поймать его на мушку… Персонаж «Матрицы» с такой задачей, возможно, и справился бы, но «лучшему стрелку спецназа» такое – увы! – не под силу: ведь он всего лишь человек.
Он смог лишь запрокинуться назад, как сидел, одновременно выстрелив от груди – не в снайпера даже, а просто в направлении оклика…
Шансов попасть в цель тут, конечно, ни малейших – да он, надо думать, на то и не надеялся. Может, из глубин пресловутой «генетической памяти» его нордических четвертушек всплыли бескопирайтно тиражированные скальдами рекламные слоганы Валгаллы, входным билетом в кою сулили зажатое в руке оружие. А может, «лучший стрелок спецназа» решил умереть, делая выстрел, чисто из соображений стиля; коли так – судьба сыграла с ним несомненную шутку юмора, вложив ему напоследок в руку самое паршивое оружие, какое только можно отыскать на свете: пистолет Макарова. Тот самый, из которого «можно только застрелиться. И то если повезет».
…Заваливаясь навзничь, Робингуд не успевает даже толком разглядеть на фоне той перепрокинутой панорамы похожую на ожившую копёшку фигуру снайпера в лохматом маскировочном «костюме Гилли», поскольку ее тут же заслоняет стремительно разрастающийся – из точки на пол-экрана – сверкающий торец Луис-Льосовой пули, летящей точно в переносицу атамана.
122
Каких только совпадений не случается на белом свете!
Ну кто, к примеру, мог бы предугадать, что тупорылая «макаровская» пуля, улетающая в белый свет как в копеечку, пересечет кончик траектории того сияющего снайперского болида (прикиньте всякие там угловые градусы!) как раз в ту самую, единственно возможную, одну-тридцатичетырехтысячную долю секунды?..