Балтийский форпост

Малыгин Владимир

Простые горожане были предоставлены сами себе и должны были справляться со всеми бедами своими силами. Мол, сиди дома и не высовывайся! А уж если высунулся не вовремя, так сам и виноват!

Потому-то и пустели улицы города с наступлением ночи. Сидели люди в своих домишках и конурках, тряслись от страха, вслушивались в приближающиеся пьяные вопли и молили Господа, чтобы миновала их беда. Чтобы пришла к соседям, а не к ним. Такая вот она, человеческая сущность.

И неизвестно, кому из них было хуже всего. Бедным в их ветхих лачугах или богатым в крепких добротных домах. Первых спасало то, что с них, в общем-то, и брать было нечего. Если только попадали сдуру под горячую руку

разгулявшимся братьям-орденцам…

Пусть с первых брать было нечего, зато до них легко добраться. Что же касается вторых, то тут тоже всё просто. Никакие засовы и стены не могут быть преградой для острого железа или для огня под дверью…

И раньше-то жить было страшно, а уж теперь, когда слух прошёл о скором начале освободительного похода на восток, то… То стало ещё страшнее. А всё оттого, что распоясавшиеся крестоносцы, потерявшие всякий страх и совесть, отрывались напоследок. Опьянели от вседозволенности и преступили все, какие только можно было преступить, законы Божьи!

Отрывались на беззащитных горожанах, а те молились своему Господу. И намекали ему, что лучше бы отрывались на варварах! Только не помогали что-то горожанам молитвы, глух был Господь к их мукам и страданиям. Может быть, считал, что те ещё недостаточно настрадались?

Стража? Ну какая может быть стража, право слово! Стражники тоже люди, и им жить хочется. Почти все семейные и с хозяйством. Это крестоносцам терять нечего! Голодранцы, что уж тут говорить!

Пьяные крики донеслись и до открытых окон верхнего этажа огромного каменного дома бургомистра. Да и как им было не донестись, если тут расстояние до ближайшей харчевни всего-то ничего, только площадь перейти!

На поздний обед в доме бургомистра собрались наиболее значимые и богатые гости городского главы. Присутствовали и епископ, и наиболее богатые горожане, и торговцы. Словом, все те, от кого в той или иной мере зависело финансовое обеспечение будущего похода. Однако основной и главной фигурой был посланник папы, Вильгельм.

Бургомистр оглядел гостей, перевёл взгляд на накрытые столы и скривился. Внутри, не напоказ. Нельзя выказывать на публике хоть малую толику недовольства, ведь от собравшихся в этой зале и его личное благосостояние напрямую зависит! Пополнения которого он особенно ожидал от результатов сегодняшнего вечера. Поэтому придётся вытерпеть компанию собравшихся в зале купцов и торговцев. А уж сколько ему потребовалось усилий, чтобы уговорить жену присутствовать за столом, это никакими словами не описать! Даже пришлось пойти на маленькую хитрость, накрыть для своей компании и для остальных два разных больших стола. Второй ближе к дверям, в проходе. А чтобы торговцы не чувствовали свою отдалённость и не ощущали пренебрежения родовитых горожан, все столы накрыли одинаково. До первой перемены блюд на всех столах всё будет одинаково! Да, многим сегодня придётся потерпеть…

Незримыми и неслышными тенями скользили по залу вышколенные слуги, обслуживая сидящих за столом. Кого-то больше, кого-то меньше, понятное дело. За спиной главы, слева и справа от кресла, статуями замерли два камердинера.

– Так когда, вы говорите, будет объявлен крестовый поход на варваров? – с трудом встал на ноги бургомистр, в который уже раз задавая Вильгельму один и тот же вопрос.

Заскрипели гнутые ножки тяжелого кресла по дубовым плахам пола. Отмахнулся от услужливо подхвативших его под локотки слуг, тяжело переступил с ноги на ногу. Упёрся круглым животом в край стола, отпихнул задом тяжёлый стул и выдохнул с облегчением, радуясь возможности свободно дышать. Пора бы и кресло поменять, старое уже маленьким и тесным становится. Не выпускает из своих объятий, приходится

чуть ли не сдёргивать его с пухлых бёдер. Даже бархатный камзол на боках немного подвытерся от постоянного трения о дубовые резные подлокотники.

Но и менять такую красоту на что-то другое просто жалко! Ещё бы, это кресло привезли ему издалека. Бургомистр протянул руку назад, нашарил спинку кресла, ласково пробежался пальцами по медным кругляшам-шляпкам обивочных гвоздей. И по выпуклому причудливому узору на обивке из коричневой буйволиной кожи. Нет, такую красоту ни на что менять нельзя!

Попытался оглянуться, но твёрдый воротник не позволил повернуть голову. Упёрся в толстую шею, пережал сосуды, отёчное лицо сразу покраснело. Повелительным взмахом пухлой ладони подозвал к себе слугу. В этот момент с улицы донёсся мужской вопль, в котором отчётливо слышалась предсмертная мука. А затем и пронзительный женский визг, который тут же был заглушен мужским довольным гоготом.

Бургомистр скривился, обменялся понимающими взглядами с епископом Риги, оглядел враз посмурневшие и нахмурившиеся лица торговцев и уставился на Вильгельма в ожидании ответа.

За окном ещё раз взвизгнула женщина и тут же замолкла. Пронзительные звуки резко оборвались, словно их хозяйке крепко прикрыли рот. Или придушили, чтобы не вякала на всю улицу.

– Затвори окна! – буркнул досадливо глава города ближнему камердинеру. Вроде бы и попривыкли к подобному в последнее время, а всё равно раздражает.

И слуга тут же бросился выполнять отданный тихим голосом приказ.

Глаза всех находящихся за обеденным столом какое-то время пристально следили за слугой, пока тот не затворил плотно все окошки и не задёрнул на каждом тяжёлые шторы. Скрипнула приоткрывшаяся дверь, колыхнулись от сквозняка горящие свечи, метнулись по потолку и стенам чёрные тени. Ещё бургомистр оглянулся через плечо на высокопоставленного гостя, обратил ли тот внимание на эти новомодные штуки? Не во всяком богатом доме могут позволить себе подобную роскошь и траты на такие шторы. Столько потребовалось дорогой ткани для того, чтобы все окна занавесить от посторонних взглядов с улицы, ужас! Зато больше такого ни у кого нет!

Пусть завидуют! А то, что подобная модная новинка есть только в этой зале и больше нигде, то никому не должно знать…

Упал в кресло, с маху втиснул пухлый зад между поручнями, привычно посетовал про себя о многострадальном камзоле и тут же протянул руку, пошевелил пальцами над заставленной блюдами и плошками столешницей, мучительно выбирая, что бы ещё такое съесть. Наклонился чуть вперёд…

В этот момент один из подлокотников кресла вдавился в бок, рёбрам стало больно, и бургомистр резко передумал продолжать набивать брюхо. А вот выпить не помешало бы! Откинулся на гнутую спинку кресла, подхватил бокал и тут же его опустил обратно. Пусто! Выпороть прислугу обязательно, чтобы не забывали о своих обязанностях! Тут же из-за спины выдвинулся камердинер, наполнил из кувшина бокал вином. Но раздражение на нерасторопного слугу всё равно никуда не делось. Выпорю! Как есть выпорю!

Бургомистр сделал длинный глоток, посмаковал во рту напиток и с удовольствием проглотил. Раздражение никуда не делось, но зато тот вопль за окном больше не вспоминался. Ещё глоток? Нет, пока хватит. И поставил бокал на стол…

В глаза настойчиво лезло блюдо с запечённой птицей, и глава не удержался, всё-таки потянулся за куриным крылышком. В меру зажаренное, лоснящееся прозрачным жирком, в крапинках острого перца, оно просто манило к себе! Ох и вкусные получились сегодня у кухарки крылышки, невозможно удержаться от соблазна. Не пожалела дорогих специй, сделала так, как он любит.