Банановое убийство
Шрифт:
— Ну-ну, Леонид, — похлопала его по плечу Майя.
Ей было неловко, что имя Мурочкина она узнала только из его предсмертной записки. Никогда прежде она не имела дела с несостоявшимися самоубийцами. Такая безумная ответственность! Нужно не спугнуть и не расстроить беднягу. Что ему стоит взять и передумать? Махнет вниз — не успеешь и глазом моргнуть. Чувство долга некоторое время боролось в ней с любопытством. Но схватка была неравной, и вместо того, чтобы напомнить Мурочкину о том, как прекрасна жизнь, Майя спросила;
— Кстати, а почему вы оставили свое послание в каком-то
Скрипач по-прежнему стоял, прижавшись почками к литой чугунной решетке, и изо всех сил мял пальцы. Он все еще выглядел очень взволнованным.
— Я часто ужинаю там. И официантка, что обслуживала меня сегодня, всегда была очень добра. Давно уже никто не был ко мне так добр. Я подумал, может быть, она вздохнет, когда узнает…
— Что вы, Леонид? Если бы я не забрала записку, она бы проплакала целую неделю! А может, и месяц. Шуточное ли дело — потерять клиента.
— Вы так считаете? — с детской надеждой спросил скрипач.
— Я просто убеждена, — твердо ответила Майя. — Но почему именно сегодня, чудесным летним вечером, вы приняли судьбоносное решение?
— Это моя вторая попытка, — скромно признался Мурочкин. — Как раз в тот день, когда мужчина в нашем подъезде упал и умер, я собирался спрыгнуть с крыши. Уже давно у меня был ключ от чердака. Я поднялся на девятый этаж, оттуда по железной лесенке — к люку. Открыл дверцу и даже пробрался наверх, но не двинулся с места. Некоторое время стоял неподвижно, а потом услышал, какой шум поднялся в подъезде, испугался, что это по моей вине, и спустился обратно. Оказалось, что на лестнице нашли труп. Я тоже потолкался среди соседей и бегом бросился к себе. Пришлось обходить тело. Зрелище оказалось таким неприятным, что я забыл о самоубийстве. А сегодня опять накатило. Если бы вы знали, какой славной была та кошка!
— Она в кошачьем раю, — строго напомнила Майя и на всякий случай спросила: — Вы говорили милиции о том, что сидели на чердаке?
— Да вы что?! Только слабаки откладывают самоубийство. Мне было стыдно признаться в собственной слабости. Конечно, я никому ничего не сказал.
Майя несколько секунд молчала, всматриваясь в лицо Мурочкина.
— А теперь пойдемте домой, — наконец решила она. — Обещайте, что откажетесь от идеи сделать с собой что-нибудь ужасное.
— Ладно, — помедлив, ответил скрипач. В его взгляде появился странный блеск. — Ядам вам клятву. Но только с одним условием.
Что еще за условие? — насторожилась спасительница. От этих музыкантов можно ожидать чего угодно. На сцене он — бог, а как только положит скрипку в футляр, тут и начинаются всякие выкрутасы.
— Поцелуйте меня.
— Я? — удивилась Майя. — Зачем это?
— Хочу почувствовать вкус настоящей жизни. Помогите мне поверить в прекрасное!
— Но здесь жуткий ветер. Может быть, стоит отложить это дело до завтра?
— Не увиливайте. Мы договорились. С меня — клятва, с вас — поцелуй.
Ветер в самом деле усилился. Волосы Мурочкина взъерошились на макушке, сделав его похожим на воробья. Он был маленький, несчастный и просил, в сущности, так немного! Внизу, под мостом, медленно двигалась темно-серая вода, и мысль об ужасной глубине пробирала
— Ладно, — сказала Майя. — Если это так важно, я вас, разумеется, поцелую. Давайте свою клятву.
Мурочкин заверил, что с этой минуты обещает думать только о хорошем и никогда, ни при каких обстоятельствах ничего с собой не сделает.
— Теперь приступайте, — велел он.
Майя придвинулась к нему вплотную и примерилась. Скрипач был мал ростом, поэтому изощряться особенно не требовалось.
— Вам может не понравиться моя зубная паста, — предупредила она и обняла его правой рукой за шею, а левой — за талию.
— Только это должен быть настоящий поцелуй, — предупредил Мурочкин очень серьезно. — А не какой-то там детский чмок.
Ясно-ясно, — досадливо ответила его спасительница, переступая с ноги на ногу. Лицо скрипача было так близко, что она видела даже прыщик у него на носу. — Не отвлекайте меня, а то ничего не получится.
— Что значит — не получится? Вы же не зуб мне собираетесь выдергивать.
— Прекратите болтать и сосредоточьтесь. А еще лучше — закройте глаза.
Мурочкин поспешно зажмурился. Майя тоже зажмурилась, решив представить, что это Дима Бурин. Она напрягла губы и прижалась ими к губам скрипача. Он мгновенно ответил на поцелуй и задышал, как горячечный больной, увидевший чашку с водой. Самым отвратительным было то, что от него пахло оладьями с джемом. Оладьи настолько не сочетались с проводимым мероприятием, что портили все дело. Довести поцелуй до конца оказалось невероятно трудным. Однако Майя старалась изо всех сил и не позволила себе пойти на попятный. Пусть потом не говорит, что сделка не состоялась.
После того, как она оторвалась от Мурочкина, тот некоторое время стоял, шатаясь, и смотрел на нее глазами пьяного школьника — храбро и восторженно. По всему было видно, что целоваться с Майей ему понравилось и он не прочь приобрести билет на второй сеанс.
— Теперь вы верите, что жизнь прекрасна? — с подозрением спросила она, отступив от него на безопасное расстояние.
Кажется, да, — ответил убийца кошек. Потрогал свои губы подушечкой указательного пальца и признался: — Это гораздо лучше всего того, что я испытывал прежде. Вы вдохнули в меня новую надежду!
— Когда я буду лежать на смертном одре, надеюсь, ангелы перебросят пару костяшек на своих счётах в мою пользу, — проворчала Майя. — А теперь идемте, я провожу вас домой. По дороге будем беседовать о чем-нибудь жизнеутверждающем, ясно?
Обратно они добирались на маршрутке, и Мурочкин говорил, не умолкая. Казалось, у него уже лет сто не было собеседника, и он вывернул перед своей спутницей душу, не стесняясь показать ее изнанку. К концу путешествия Майя настолько нагрузилась чужими переживаниями, что едва передвигала ноги. Засунув скрипача в его квартиру, она захлопнула за ним дверь и ободряюще постучала по ней ладонью. Затем вызвала лифт и, пока ждала его, тупо смотрела в стену. Втиснувшись в кабину, достала из сумочки ключи от квартиры и выставила перед собой самый длинный с таким выражением лица, как будто собиралась ткнуть в живот первого, кто решит поделиться с ней своими горестями.