Банк
Шрифт:
— Вваливай, — разрешил Забелин. — «Головку» «ФДН» хорошо изучил?
— В основном. — Подлесный полез было в папку, но Забелин нетерпеливо отмахнулся:
— До вечера через любые каналы выясни, кто и когда из них пересекался с нашим Баландиным. — Он говорил быстро, напористо, и смышленый Подлесный подобрался охотником, учуявшим, что на него гонят близкую дичь.
— Главная замазка, где стоит искать, — звонкое комсомольское прошлое. На БАМ, на целину можешь не заглядывать. Полагаю, их Юрий Палыч
— Понял, — по-военному четко отрапортовал Подлесный, преисполняясь нетерпением. — Разрешите?..
— И еще. Скажи-ка, если в конверт вложить записку? Потом все это в другой плотный конверт. Просветить можно?
— Ну если не спецсостав… Клыня все-таки?! — всполохнулся он. — Ах, дьявольщина! Разрешите?!
— Заткнись, ты свое подлое дело один раз сделал. Еще аукнется, — зло припомнил Забелин. — Выполняй, что велел. И о Клыне никому ни слова. Без тебя разберусь. Это не Жукович. Этот от твоей методы колоть и вовсе пополам развалится. Потом не соберем.
— А чего дерьмо всякое собирать?
— Потому и не лезь, — обосновал приказ Забелин.
Но загоревшиеся глаза Подлесного ему не понравились. От этой бодрой готовности найти и затравить врага делалось не по себе. Причем, обнаружив, что затравил не того, Подлесный лишь слегка огорчился. Больше — зря истраченному заряду. И тотчас, забыв об оплошности, был готов рвануть по свежему следу. А потому, не откладывая, мимо пустующего, сияющего девственной чистотой Яниного стола быстро прошел в угловой кабинетик, где обосновался Клыня.
При звуке двери Клыня поспешно, но запоздало нажал на гасящую экран кнопку — Забелин успел разглядеть, что за белых на шахматной доске стояла проигрышная позиция.
— Просадил?
Клыня кивнул. Кончики прозрачных ушей его зарделись сигнальными лампочками.
— Как же это получилось все, Юра?
— Что — как? — нервозно, не поднимая головы, переспросил Клыня.
— Да с Жуковичем эта история из головы не выходит. Ведь на всю жизнь человек себя обложал. Чтобы на такое пойти — ой какие причины нужны. И главное — все улики, так сказать, на лице.
— Так он признался? — вскинулся Клыня, впервые на короткое время подняв глаза, но сразу и отвел.
— Не признался. Но и не отпирался. Из головы не выходит. Для чего ему было? А вы-то всегда вдвоем. Может, замечал что?
Он тяжело помолчал, глядя на склоненный мальчишеский затылок.
— Так и полагал, — огорчился он. — Да, брат Юра, тяжелая у мужика жизнь теперь начнется. Жить с клеймом предателя — это, доложу, куда как не просто. Если, конечно, есть чуток совести. Иные богатенькие и то в петлю лезут. Вот только стоят ли наши игры жизни человеческой, да не жизни даже — судьбы сломанной?
— А может,
— Обстоятельства — это конечно. На обстоятельства свалить — это мы любим. Они у нас как костыли: чуть что — и подопрут. Бывают и счастливые обстоятельства. Слышал, жениться собираешься.
— Да, — без энтузиазма подтвердил Клыня. — Алексей Павлович, — решился он. — Отпустите меня назад в кредитное управление. Здесь-то мне все равно теперь делать нечего. А?
— Баландин возьмет?
— Возьмет! — обрадовался Клыня и осекся, поняв, что проговорился. — Он сам предложил.
— Возьмет, конечно!
Клыня сжался.
— Какая судьба, — подивился, предлагая и подчиненному подивиться вместе с ним, Забелин. — Один в небытии, можно сказать, пребывает. Другому — и повышение, и невеста любимая.
— Повышение? — тоскливо переспросил Клыня.
— Ну а как же! Как не поощрить? Аж завидно — какая фортуна тебе сразу обломилась. — Он убавил голос. — И всего-то за какой-то час.
— К-какой час? — Клыню передернуло. Он посмотрел недоуменно, но под насмешливым взглядом суетливо повернулся к компьютеру, взялся за какую-то книгу.
Рывком Забелин развернул его кресло так, что оба оказались сидящими вплотную, колени в колени.
— В глаза! — потребовал он. — Я передал тебе пакет в четырнадцать двадцать. Не в половине четвертого, как должен был, а в четырнадцать двадцать, потому что начало правления откладывалось. Помнишь? А помнишь, что приказал, — тотчас идти к Жуковичу? Это пятнадцать минут ходьбы. А ты пришел лишь в пятнадцать сорок. То есть больше чем через час. А в пятнадцать тридцать «ФДН» поменял заявку. Такой вот сюрпризец. И где ты провел время?
— Я… прогулялся.
— Отличненько. Это с таким-то конвертом в кармане.
— Я с Яной встречался. Мы как раз насчет свадьбы договаривались.
— Еще раз отличненько. Именно что о свадьбе. Кому ты давал конверт, Юра?
— Я?! Да вы…
— Молчи. Не гневи лучше. Просто — кому?
— Но зачем мне?! — отчаянно выкрикнул Клыня.
— Вот именно. Ты же не сволочь, Юра. Ты же помнишь, что товарищ твой дерьмом обмазан. Ты хоть представляешь, в каком он дерьме останется, если не отмыть?
— А я?
— Ты? — Забелин неожиданно подмигнул, отчего Клыня смешался. — Есть еще шанец переиграть итоги аукциона. От тебя зависит. И если переиграем, то обещаю, все между нами останется. Но факты нужны сейчас. Да и отец…
— Что отец?!
— Вот именно. Нельзя Николаю Николаевичу про это узнать. Так куда конверт носил — в «ФДН»?
— В «ФДН»? — поразился в свою очередь Клыня. — Да за кого вы меня, Алексей Павлович, держите?
— Тогда что? Но быстро, Юра! Неужто Баландин? Ну?