Банк
Шрифт:
— Старики наши — аргумент, конечно, могучий. Очень продвинутые экономисты. Только не самые вменяемые. Кстати, штука заразная, так что ты рядом с ними не замельтеши, ладно? — Забелин, сам удрученный случившимся, не стал скрывать раздражения.
— Нет, но ты мне хотя бы скажи, что такое ваше правительство? Возбуждают дела против Мавроди и сами делают то же самое. Получается, что тот из «пирамидщиков», кто к власти пробился, и есть государство.
— Знаешь, Максик, давай прервем плач Ярославны на Путивле. Все это, конечно, не то чтоб блеск. Но у нас с
— Вот за что тебя люблю я. Цельный, как кусок кирпича. А если я завтра узнаю, что штурмуют Кремль, тебя тоже пустяками не отвлекать?
— Только если двинутся на институт. Что Юрий Игнатьевич?
— Пока никак не подберусь. Духу поговорить не хватает. А может, вместе?.. На днях, кстати, напоминал, что сотрудникам за часть акций не выплатили.
— Сколько осталось?
— Сам знаешь. По опциону еще с полмиллиона долларов. А мы, между прочим, иссякли. Погоди, Стар, ты что, на полном серьезе? Собираешься проплачивать?!
— Ну не бросать же. Тем более Юрий Игнатьевич попенял.
— Ты сам невменяемый, — озарило Максима. — В такое-то время. А если банк теперь не захочет акции забирать? Давай хоть переждем, пока Второв твой возвернется.
— Ждать не станем. И не паникуй. Банк стоит твердо и основательно. Не для того мы его годами на дубовых лапах выстраивали, чтоб от первой же бури свалился.
— Что еще за лапы? Хохмишь?
— Короче, через пару дней деньги будут.
— …Так что? Говоришь, опять отказали?
Дерясин лишь удрученно кивнул.
— Тогда попробуем из тяжелого калибра. Какой у Баландина номер?
— Попробовать, конечно, не вредно, но…
— Юрий Павлович, — Забелин поднял палец, придав одновременно голосу предельно допустимую беззаботность, — а у меня махонькая просьбишка. Больше так, для подстраховки. Ты о моей кредитной линии не позабыл, часом? Пора еще миллион выделять.
В трубке что-то заурчало. Было слышно, как по-утреннему прокашливается Баландин.
— Ты что, всерьез, что ли? — не сразу поверил он. — Жизнью банка не интересуешься, вот что я тебе скажу. Сидишь там в своем болоте, как кулик. И ни о чем другом думы нет. Какая нахрен линия? Мы еще вчера кредитование свернули. Принято решение — все активы возвращать на «базу».
— Но ты же знаешь мою программу. И главное, осталось-то всего ничего. Хоть полмиллиончика «выгони».
— Не могу! — с видимым удовольствием отказал Баландин и повесил трубку.
— Говорил же! — констатировал Дерясин. — В банке как с похмелья. Носятся все в очумении. Слух ходит — сокращение готовится. А у нас Клыня вот на увольнение подал. Ну да вы знаете?
Забелин неохотно кивнул.
— Пытался поговорить. Ни в какую. Вообще очумел парень. От всех шарахается. Хорошо хоть, свадьба эта дурацкая расстроилась. Сказал я ему все-таки насчет этой мочалки и Баландина. Ну а что, думаю, молчать? Женится, потом узнает — разве легче?
— А где она сама теперь? Ездит на машине, как собиралась?
— На самокате не хотите? — мстительно съязвил Дерясин. —
— Да, жалко.
Забелин задумался о чем-то. Решительно достал блокнот:
— В конце концов, всему есть цена. Так, Андрей?
— Так это конечно.
— Тогда держи. — Он быстро списал цифры и протянул записку Дерясину. — Вот номер моего счета, там у меня как раз тысяч пятьсот. Уточнишь. Реквизиты кипрской компании знаешь. В общем, оформляй платеж на все, я подпишу. Прямо сейчас. И, как обычно, в одно касание — на «Лэнд». Надо, чтобы послезавтра деньги были в институте.
— Оформлю, конечно, — пробасил потрясенный Дерясин. — Только вы б подумали, Алексей Павлович. Такие деньги бухать. Не чужое как бы. Трудом заработали. А ну как банк не выправится?
— И думать не моги. Вот если мы с тобой вместо работы начнем об этом рассуждать, тогда и впрямь…
— И все-таки… Ну хоть сотню тысяч оставьте на атасе… — Он натолкнулся на нетерпеливый взгляд. — Ну, да воля ваша.
Еще через два часа Забелина разыскал референт Керзона.
— Соединяю, — коротко произнес он.
— Палыч, — услышал он голос первого зама. — Ты с чего это деньги со своего счета решил снять?
— Уж и тебе доложили. Надо завершать скупку института, а Баландин уперся. Может, ты посодействуешь?
— Не посодействую в этот раз. Кредитование мы в самом деле прикрыли. Сейчас, наоборот, главное — подтягивать активы отовсюду.
— Неужто в самом деле так плохо? Как в девяносто пятом? Помнишь, банковский кризис?
— Много хуже, Палыч.
— Но как же это? — поразился Забелин. Если бы услышал это от кого другого, он бы просто бросил трубку — паникеров всегда хватало. Но Керзон, взвешенный, весомый в словах и поступках. — Да, налетели на ГКО. Но мы ж всегда понимали объем этих рисков и ограничивали. Неприятно, конечно…
— Да что ГКО, Палыч? Мелочь ГКО. На этом как раз не мы одни подсядем. Расшатали банк, паскуды. Мину подложили. На форвардах заигрались. Сейчас выяснилось, что за последние три месяца мы с Западом кучу сделок назаключали, — и, видимо, по-своему поняв недоуменное молчание Забелина, разъяснил: — Пари, видишь ли, эти джентльмены англицкое держали, что доллар в пределах шести рублей будет. А он теперь аж к двадцати выстрелил. Представляешь? А поскольку операции забалансовые, никто толком про них и не знал. Да еще и назанимали по самую корму.
— И что? Так много?
— Отвечу так: пробоина, от которой «Титаник» затонул, была, полагаю, много меньше нашей.
— А?..
— Почему, спрашиваешь, только теперь узнали? А потому, что с сегодняшнего дня я исполняю обязанности президента.
— Ты?!
— Да. Профессор Покровский со всей своей шоблой вчера деру дал.
— То есть как?
— То есть так. Положил Рублеву заявление на стол, объяснил, что в таких нелигитимных условиях, когда государство-де нормальных европейских правил не соблюдает, он работать не может.