Банкир
Шрифт:
И этот высший народ понимал, что, хотя в целом, для всего мира, нужны рыночные отношения, но на уровне России, наоборот, рынок не нужен, его следует зарегулировать, а лучше вообще отменить.
Не только русские – вся эта арийская порода в стиле Александра Македонского и Юлия Цезаря не нужны; а такие личности возникают и в Америке, и в Европе. Но в Америке и в Европе они, слава Богу, чрезмерно не высовываются, – хотя Вершинин там не жил и не мог этого чувствовать изнутри. Не исключено, что, наоборот, для его американских визави –
Может быть, с их точки зрения оно так, но каждый должен делать работу на своём месте. И здесь, в России, мы отнюдь не против того, чтобы возрастала численность международно ответственных русскоязычных людей. Но людей «арийского» типа следовало безжалостно отлавливать и отстреливать – будь то бизнесмен, политик, артист. Чуть задрал нос против Запада – получай пулю в лоб или хотя бы уголовное дело…
…Так пулю или всё-таки уголовное дело?
Эти теоретические рассуждения Вершинин не очень любил, так как они неизменно делались всё более яростными, словно вихрь ненависти взмётывал его ввысь…
Случались ли с ним приступы теоретизирования дома, на работе или в машине в пробке – итог был почти всегда одинаков. Словно вихревая спираль раскручивалась всё более стремительно…Не просто уголовные дела, а именно хватать, бросать в тюрьмы, пытать… Так, как это делали при Ягоде, при Берии, да и в следующие годы… Отрезать им уши, носы, выкалывать глаза, вытягивать жилы из живых тел…
…Стоп! Остановись, хватит!..
В середине апреля возникла небольшая процессуальная пауза, связанная со сроками налоговых проверок, и Вершинин решил заполнить её, занявшись аэропортовской тематикой.
Подконтрольные Антонову фирмы оснастили средствами связи аэропорт Внуково и сейчас разворачивали работу в Домодедово. И Вершинин решил, что ему самому нужно побывать в Домодедово, взял с собой одного члена следственной группы – Серёжу Мнацаканяна. Визит согласовал со следователем, ведущим дело о теракте января 2011 года в Домодедово. Следователь этот, подполковник Талызин, кстати попросил Вершинина подвезти его в Домодедово – он там на стоянке оставил машину, на которой вернётся в Москву.
Поехали на служебной машине, за рулём – Серёжа Мнацаканян, который по отношению к Вершинину всё время принимал стойку уверенно растущего, но всё же подчинённого. Это не было неприятно Вершинину: не так часто люди держатся с нами как с большим начальством, а Серёжа именно так и вёл себя, говоря всё время преувеличенно громко и с официальными выражениями, словно зачитывал в присутствии высокого начальства некий торжественный отчёт.
В основном, конечно, беседовали сидящие на заднем сиденье Вершинин с Талызиным, который хмуро поругивал процессуальные нормы, не дающие развернуться, а также плотный кордон вокруг подследственных, состоящий из адвокатов, которые каждый шаг твой стерегут.
Адвокаты,
– Тот же Каменщик, например… – хмыкнул Талызин. – Таким грамотным стал, что адвоката сам теперь не зовёт: лучше адвоката всё знает.
Когда речь зашла о Дмитрии Каменщике, владельце аэропорта Домодедово, Вершинин усмехнулся:
– Как же ему не знать, против него, кажется, десяток дел уже был…
– На совещании недавно приводили цифры, – громко и официальным тоном, оглянувшись из-за руля, поддержал начальника Серёжа. – Против Каменщика было возбуждено более двадцати уголовных дел, всего в Домодедово присылалось около семисот проверок, из них налоговых больше двухсот.
– Во как! – рассмеялся Вершинин.
– Число обысков, выемок документов – примерно триста, – продолжал Серёжа, – а число допросов – десять тысяч.
– Это не против Каменщика лично, – хмуро поправил Талызин, – Завышенные данные. Это против всех фирм, которые работают в Домодедово.
– Не то чтобы всех… – полувозразил Серёжа. – На нашем же совещании, в Управлении, приводились цифры.
Ничего не ответил, хмуро уставился в окно Талызин – обрюзглый человек с какой-то страдальческой гримасой, будто у него всё время болело сердце. Он напросился ехать с ними, наверняка, не просто так, а желая услышать об их намерениях. И теперь всё длиннее молчал, так как Вершинин ничего ему не раскрывал.
– …А что мне сказать? – ответил Вершинин на незаданный вопрос. – Наш подследственный, мне кажется, похитрее вашего… Каменщик, по-моему, просто хороший работяга, если в чём-то он недосмотрел перед терактом, то не со зла…
– Антонов не работяга? – спросил Талызин.
– Как сказать… Хитрый, скользкий… Если он установит партнёрство с Каменщиком… – Вершинин покрутил головой. – Опасные вещи могут произойти.
– Они же знакомы, – заметил Талызин.
– Знакомы, но плотно пока не сотрудничают, и я вот не знаю… Нужно ли им позволять тесное сотрудничество? Ты как считаешь, Серёжа?
– Вот не знаю, Павел Иваныч, – ответил Мнацаканян. – Это вопрос не моей компетенции.
Вершинин со значением посмотрел на Талызина, а тот пожал плечами:
– Это и не наш вопрос. Наше дело – строго проверять законность.
Теперь уже Вершинин отвернулся в окошко и замолчал. Они выехали на Каширское шоссе, ведущее к югу от Москвы, в сторону Домодедово.
Работали стёклоочистители, так как из-под колёс других машин всё время летела водяная пыль.
Справа от мокрого шоссе потянулся совершенно дикий и неухоженный лес – никому, видно, не было дела до того чтобы обустроить окрестности. Но тем решительнее контрастировала эта, советских ещё времён, прямая магистраль с дикой природой, которую она рассекала.