Барабаны пустыни
Шрифт:
Я получил диплом учителя в 25 лет. После четырех лет работы учителем я обнаружил, что жизнь моя бесплодна и лишена цели. Осознав это, я начал терять интерес к своей работе.
В один из дней директор школы известил меня о том, что я перевожусь в город Мисурату, куда я назначен административным инспектором. Жизнь моя стала приятной и интересной. Мой дом был расположен в самом центре города. Я вставал рано утром под крики петухов, готовил себе чашечку крепкого кофе и отправлялся на службу, бодрый и энергичный, полный веры в свои силы.
Однажды, посетив школу с инспекционной целью, я увидел там Айшу,
Шли годы…
Моя жизнь текла монотонно и тоскливо. Она пахла смертью, крушением надежд и планов. Что же мне делать? К какому берегу пристать? Стать реакционным шейхом Селимом, или партийным активистом Абдаллой, или революционным юнионистом, как Умран и Махмуд?
Мне казалось, что при всей моей пассивности и ничтожности я не хуже этих людей. В чем же доблесть, в бессильной критике положения в стране?! Я ни к кому не примкнул и не собираюсь этого делать. Я знал, что слаб, слаб, слаб… Как я ненавижу это слово и мечтаю освободиться от заклятия, обрекшего меня на пустую и бессмысленную жизнь. Я же простой, обыкновенный человек во всем — внешне, по духу и даже по уровню умственных способностей. Я никогда не был проницательным, талантливым, великим! Единственно, чем я обладаю и чем горжусь, — это сильно развитой интуицией, которая ведет меня в нашем темном мире и указывает, куда следует поставить ногу. Поэтому я не нуждаюсь в какой-либо партии, которая была бы моим наставником и гидом.
Моей единственной любовью была наша родина — Ливия. Я готов отдать ради нее свою жизнь, ибо без родины человек не может жить. Защищая родину, человек защищает самого себя. Эта истина для меня так же извечна, как солнце и луна.
Но временами меня охватывают сомнения. И тогда я не верю даже в собственное существование, а солнце и луна кажутся мне миражем. И тогда я сомневаюсь в науке, в цивилизации, в собственных взглядах. Я сомневаюсь в самых дорогих и любимых мною людях — отце и матери. И передо мной встает вопрос: кто я — человек из крови и плоти или призрачный дух, витающий над землей? Я хочу заглянуть себе в душу, познать ее, но взор мой упирается в пустоту…
Меня давно мучает вопрос: как я представляю себе идеальный образ человека, с чем могу его сравнить? Кем бы я хотел стать, чтобы точно выразить свою душу?..
Предо мной встает образ плодоносящего оливкового дерева. Оно напоминает мне о потерянном на нашей земле мире.
Мир больше всего остального нужен человеку! Что может быть прекраснее мирной жизни? Но я вспоминаю трудные и острые проблемы, решить которые можно лишь в жестокой
Я понимаю, что мои поиски идеального образа или символа человека бессмысленны. И спелый колос пшеницы, и бездонное лазурное море, и белоснежный корабль, и все другие образы я в конце концов отбрасывал.
Ибо идеальным символом человека может быть только сам человек. Недаром Бог создал Адама по своему образу и подобию!
* * *
Черные тучи начали сгущаться над великой арабской родиной: Израиль бросил вызов нашей нации, угрожая оккупировать Сирию и свергнуть режим в Дамаске. С этой целью Израиль начал стягивать войска на сирийской границе. Вся арабская нация пришла в движение.
…Я сидел в своей комнате и слушал радио. Диктор осуждал израильские провокации и призывал арабов отстоять свою честь и отразить агрессию. Диктор кричал, и его крик отдавался в моей голове, как удары молота. Я выключил радио и незаметно уснул.
Разбудил меня голос Махмуда, влетевшего в комнату:
— Али, ты слышал последние новости?! Насер закрыл порт Акабу и запретил проход израильских судов через Суэцкий канал. Он потребовал от чрезвычайных сил ООН покинуть сектор Газа.
— Ну что ж, это великолепно, но сумеет ли Египет противостоять агрессии?
— Ты сомневаешься в боеспособности египетской армии?
— Отнюдь. Я молю аллаха даровать ей победу.
— Арабам представляется удобный случай нанести Израилю смертельный удар!
— Дай-то бог!
— Сейчас важно, чтобы мы сыграли свою роль в предстоящей битве.
— Мы? Каким образом? Ведь Ливия не имеет общей границы с Израилем.
— Это ничего не значит. Сто миллионов арабов должны подняться, как один человек, и сразиться с нашим общим врагом.
— Все это так, но что мы, ливийцы, можем сделать конкретно? Только прошу тебя, не говори, что мы должны послать в бой нашу армию. Ты же отлично знаешь, что она плохо вооружена и небоеспособна.
— Вряд ли Объединенная Арабская Республика нуждается в людях. Мы можем предоставить ей средства для вооружения ее бойцов.
— Неужели наши армии еще не закончили процесс вооружения? В таком случае арабам нужен мир, а не война!
— Не будь наивным, Али. Все арабские армии находятся в полной боевой готовности. Но война с Израилем будет очень долгой, и потребуется быстро компенсировать потери в оружии. Для этого нужны деньги, и они у нас есть. Мы можем использовать нефть как оружие в битве.
— Каким образом?
— Прекратить, например, продажу нефти Европе и заставить ее оказать давление на Израиль.
— Если мы это сделаем, то откуда получим деньги для закупки оружия?
— Мы прекратим перекачку нефти на короткий срок. Европа крайне заинтересована в нашей нефти, благодаря ее высокому качеству и близости к европейским странам. Европе невыгодно ввозить нефть издалека. Суэцкий канал будет закрыт, а гонять танкеры вокруг мыса Доброй Надежды весьма накладно. Следовательно, нефть — наше верное и эффективное оружие в битве с Израилем.
— Хорошо, но кто заставит ливийское правительство пойти на такой шаг?