Барабаны зомби
Шрифт:
– Я долго мечтал об этой ночи, малыш, – промурлыкал он и осторожно, почти нежно, погладил мою щеку бейсбольной битой. – В мои времена мы говорили, что месть сладка. Однако времена меняются. Как это говорится у вас? Сука-расплата?
Глава тридцать седьмая
Я смотрел на древнего старика, которого называл про себя Трупными Пятнами, и за этой складчатой кожей, за всеми его морщинами, за всклокоченными седыми волосами видел человека, не так давно еще входившего в Орден Темного Динария.
– Как? – спросил я его. –
– Я не искал, – усмехнулся он. – Найти квартиру коронера проще простого. Я снял пару волосков с его расчески. Ты так старался укрыть его своим заботливым крылышком… не так уж и трудно было отслеживать его – и тебя… после того, как мы уничтожили твоих оберегов, конечно.
– А-а, – протянул я. Мой голос слегка дрожал.
– Что, малыш, страшно? – вкрадчиво прошептал Кассий.
– В списке страшил, с которыми я имел дело сегодня, ты где-то в пятой десятке.
Глаза его как-то разом похолодели.
– Да ты не переживай, – успокоил я его. – Это не так страшно, как кажется.
Он медленно встал, продолжая смотреть на меня сверху вниз. Пальцы его правой руки на рукоятке биты побелели. Ненависть – слепая, безрассудная – сжигала его изнутри. При первой нашей встрече два года назад Кассия уже нельзя было назвать уравновешенным. Судя по его нынешнему виду, он готовился баллотироваться на пост президента Всемирной Ассоциации Психов.
Я знал, что Кассий – убийца каких мало. Пятнадцать или шестнадцать столетий он провел в связке с падшим ангелом, действуя рука об руку с главой Ордена. Я не сомневался в том, что он лично убрал не одну сотню врагов, сделавших ему гораздо меньше того, что сделал я.
Он убьет меня. Стоит ему завестись чуть сильнее, и он размозжит мою голову этой битой, визжа при этом как резаный.
При одной мысли об этом я сжался и попробовал накопить хоть немного магии, чтобы прикрыться от удара, а то и врезать ему. Но стоило мне напрячься, как наручники на моих запястьях вдруг ожили, сжались, и в руки мои впились десятки острых шипов, словно я угодил ими в розовый куст. Я задохнулся от боли и крепко зажмурился, чтобы не закричать.
Кассий ласково улыбнулся мне.
– Не стоит и стараться. Мы уже не первое столетие пользуемся такими, когда имеем дело с чародеями и ведьмами. Никодимус сам придумал их.
– А-а… ох, – я дернулся еще, но проклятые наручники почти не давали мне пошевелиться, и я никак не мог ослабить боль от шипов.
Кассий, сияя, наблюдал за моими мучениями. Он стоял и явно получал огромное удовольствие от моих боли и беспомощности.
Давний образ мелькнул в моей памяти: исполненный отваги и веры старик, добровольно отдавший себя в руки Ордену в обмен на мою свободу. Широ умер от самых чудовищных истязаний, какие только можно представить… да нет, я и представить таких не мог – и уж не последнюю роль тогда играл Кассий. Я закрыл глаза. Я знал, чего ему нужно. Ему хотелось причинять мне боль. Ему хотелось посмотреть, много ли боли я вынесу, прежде чем умру. И я никак не мог помешать этому.
Если только…
Я подумал о том, что Широ говорил мне тогда про веру. Для него это была теологическая и моральная истина, на которой он строил жизнь. Мне недоставало такой
Может, один появится и сейчас, чтобы помешать Кассию.
Блин-татарам. Если и надежда, то чертовски хрупкая.
Однако технически это было возможно. И потом, ни на что другое я надеяться все равно не мог.
Я почти рассмеялся. Чтобы пережить встречу с этим психом я нуждался в чем-то, чего у меня никогда не имелось в достатке: в вере. Вере в то, что вмешается какой-нибудь новый фактор. Опять-таки, ничего другого у меня не оставалось.
Правда, это не означало, что я не мог попытаться помочь этому вмешательству. Чем дольше я буду продолжать дышать, тем больше вероятность того, что на сцену выйдет новый персонаж – может, даже такой, который сможет помочь мне. Может, даже кто-нибудь вроде моего друга Майкла.
Нужно заставить Кассия говорить.
– Что это с тобой случилось? – поинтересовался я, открывая глаза. Я читал где-то, что люди любят поговорить о себе. – Последний раз, когда я тебя видел, ты тянул лет на сорок.
Несколько секунд Кассий молча смотрел на меня, потом оперся битой о пол.
– Это все ты с твоими дружками, отнявшие у меня монету, – ответил он надтреснутым голосом. – Пока монета оставалась со мной, Салуриэль не позволяла времени разрушать мое тело. Теперь природа берет свое – с процентами, – он помахал в воздухе правой рукой – сморщенной, пятнистой, исковерканной тем, что смахивало на застарелый артрит. – Если так пойдет и дальше, жить мне осталось не больше года.
– Почему? – удивился я. – Что, твой новый демон не остановил для тебя часы?
Он сощурил свои ледяные, рыскающие глаза.
– Я больше не динарианец, – произнес он очень тихо, очень мягко. – Когда я вышел из больницы и вернулся к Никодимусу, у него не нашлось для меня свободной монеты, – в глазах его полыхнул безумный огонь. – Видишь ли, он отдал ее тебе.
Я поперхнулся.
– Так вот что ты искал у меня дома. Динарий.
– Будь на то моя воля, я бы предпочел не Ласкиэль, но и она лучше, чем ничего.
– Умгум. Так где сейчас Никодимус? Я так понимаю, он тебе помогает?
Глаза Кассия почти совсем закрылись.
– Никодимус меня уволил. Он скал, что если я такой дурак, что не сумел сохранить свою монету, то вполне заслуживаю того, что со мной свершилось.
– Надо же, каков.
Кассий пожал плечами.
– Он человек властный, он не терпит дураков. Когда ты умрешь, и монета Ласкиэли станет моей, он примет меня обратно.
– Не слишком ли ты в этом уверен? – заметил я.
– А что, есть причина, по которой это не так? – он с усилием повернулся к своему вещмешку. – Тебе стоит упростить все для нас обоих. Я желаю сделать тебе предложение. Отдай ее мне сейчас же, и я сделаю твою смерть быстрой.