Барбарелла, или Флорентийская история

Кальк Салма

— А что вылечить? — нахмурился Лодовико.

— Да простыл он, прямо как Франческа. В жизни не подумал бы, что коты простывают. А вот как, оказывается.

Тем временем в помещение просочились, иначе не скажешь, помянутая Франческа, с ней Октавио — прямо вот за руку её держит, и Кьяра.

— Франческа, как твои дела? — Элоиза осмотрела сотрудницу и увидела бледность и слабость.

— Температуры нет, и я больше не чихаю. Завтра пойду к господину Бруно, он, наверное, разрешит пойти на работу.

— Неа, не разрешит, — покачал головой Октавио. — У неё не просто температуры нет,

у неё тридцать пять с чем-то.

— Похоже, — кивнула Элоиза.

— Вот, поэтому пусть лежит ещё, — проворчал Октавио. — Послушаем, что там отец Варфоломей накопал, и пойдёт лежать.

Он довёл Франческу до какого-то стула и усадил. Потом ещё огляделся вокруг и притащил стул Кьяре.

Элоиза огляделась — мероприятия у реставраторов обычно были обставлены интересно. Сейчас снова что-то занавешенное стояло на подставке, и явно был подготовлен проектор. Сам отец Варфоломей расположился у экрана и давал какие-то наставления Асгерд, которая ныне Джованнина. Карло стоял за её плечом и, судя по его хитрому виду, смеялся не то над священником, не то над своей девушкой, не то над обоими. Лодовико кивнул Элоизе и подошёл к стулу Кьяры, стал о чём-то спрашивать, пока не началось.

Тут же кучкой стояла молодёжь из службы безопасности — те, кто ездил по музеям, а другой кучкой — сотрудники реставрационного отдела и пара экспертов.

Элоиза нашла себе стул с краю, где всё было хорошо видно. Она села и расположила кота на коленях. Кот жмурился, урчал и выпускал когти в её джинсы, но когти ввиду молодости кота были небольшие и вреда не причиняли.

Отец Варфоломей оглядел сборище.

— Значит, так, уважаемые дамы и господа. Рассаживаемся, не стоим, обзор никому не загораживаем. Быстро рассаживаемся, — строго добавил он, глядя на буйную молодёжь. — И сидим тихо, иначе идите вон уже сразу. Котов держим хорошо, убежит и спрячется — не найдёте потом.

Под его суровым взглядом все тихо расселись и приготовились слушать.

* * *

— В ближайшее время нашему отделу предстоит плотно работать с коллекцией виллы Донати — флорентийского музея, хорошо известного некоторым из здесь присутствующих, — отец Варфоломей грозно обвёл взглядом слушателей. — Увы, об одной картине уже точно известно, что она заменена копией, ещё одна картина внушала владельцам подозрения, и для выяснения обстоятельств её доставили к нам. Джованнина, показывай.

Асгерд-Джованнина сняла ткань с подставки, и там традиционно стояла картина. Рыжая молодая дама в рыжем же бархатном платье со шнуровкой спереди и синими привязанными рукавами смотрела в окно, за окном тоже виднелась какая-то синь.

В руках у дамы была морская каракатица.

— Фу, как она держит эту гадость, — искусствовед Габриэлла Кортезе аж плечами передёрнула. — Это ж сколько нужно было сидеть, пока позировала!

— Да вряд ли она правда держала это в руках, — не согласилась Джованнина. — Можно же было просто пририсовать, и всё. А держать она могла хоть подушку, хоть собачку. Кстати, никто не проверял, это не какая-нибудь позднейшая шуточка? Ни разу не видела портрета дамы с осьминогом, написанного в шестнадцатом веке.

— И не увидишь больше, насколько я знаю, этот — единственный, —

сообщил Варфоломей. — Более того, история портрета исключает всяческие домыслы вроде «держала подушку, а пририсовали потом». И вот как раз историю-то я вам сейчас и расскажу, она не особо известна за пределами виллы Донати, а дальше соображайте сами. Кстати, картина называется «Обручённая с морем».

Жила-была в Венеции рыжеволосая девушка, и звали её Барбара Бальди, Барбарелла. Была она, если можно так сказать, потомственной куртизанкой — не из тех, кто вечерами прохаживается по берегу канала и зазывает клиентов, но из тех, за чьё время и внимание боролись знатнейшие мужчины республики.

Матушка Барбареллы, известная в недавнем прошлом куртизанка Ливия, сама умела и историю рассказать, и песню спеть, и станцевать, и несколько строк зарифмовать к случаю, читала по-латыни и по-итальянски, водила знакомство со всей верхушкой Большого Совета и смогла представить подросшую дочь нужным людям. Карьера дочери складывалась настолько гладко, что её прозвали Счастливицей, так и прикипело — Барбарелла Фелиция Бальди.

В её доме собирались приятно провести вечер — за игрой, достойным ужином либо за беседой о прекрасном и возвышенном.

Добропорядочные дамы злословили в своем кругу и потихоньку плевали ей вслед на улице — но её это не задевало нисколько. Такая уж у неё судьба, что поделать.

И шла бы жизнь Барбареллы обычным образом, но её угораздило влюбиться. Молодой Марко был племянником дожа и сам со временем должен был войти в Большой Совет. У него было не слишком много личных денег, но он выписал откуда-то невиданных размеров жемчужину нежно-голубого цвета, оправил в кольцо и послал Барбарелле.

Она приняла подарок, и идиллия их длилась целых три года — пока не сгустились тучи, и турки не принялись в очередной раз угрожать дальним рубежам.

Марко снарядил корабль, отправился на войну… и сгинул там вместе с кораблём.

У Барбареллы осталось только кольцо с невиданной жемчужиной.

Горе подкосило её. Она не принимала никого, отказывалась от подарков и встреч, не выходила из дома никуда. Так продолжалось три месяца, а потом мать вошла к ней в спальню и встряхнула её хорошенько. Мол, хватит лежать, как бревно на пристани, скоро с голоду все перемрём! Эка невидаль — любовник с войны не вернулся! И не такое случается, новых наживёшь. И вообще что за дела такие — сколько было говорено о том, что не след влюбляться в тех, с кем встречаешься, до добра это не доводит. А влюбилась — так молчи и не подавай вида.

И рассуждения матери, и более того — деятельная натура Барбареллы брали верх над печалью. Но каждый взгляд на жемчужину рвал ей сердце.

И тогда дождалась Барбарелла ночи, взяла свою лодку и одна, без гребцов, отправилась в море. Когда она вышла в лагуну и огни города растаяли за её спиной, то сняла она кольцо с пальца и бросила в морскую пучину со словами — из моря ты мне досталось, в море я тебя и возвращаю.

Кольцо исчезло в глубине, и в тот самый миг взволновалась водная гладь вокруг. Огромные водяные валы окружили маленькую лодку Барбареллы. Она перекрестилась и успела подумать, что пришёл её смертный час, и вознести краткую молитву.