Барин-Шабарин 2

Гуров Валерий Александрович

— Я прибыл не для того, чтобы с вами дуэлировать, между тем, если обстоятельства сложатся так, что без этого не обойтись, я к вашим услугам, — сказал Зарипов.

Однако! Это неожиданно.

Теперь я посмотрел на него с недопониманием. Меня он не боится вызвать на дуэль, демонстрирует, что дворянская честь для него — не пустой звук. Но почему же тогда разрешает унижать себя?

— Мы отклонились от темы. Правильно ли я понял, что Андрей Макарович Жебокрицкий объявляет мне войну, при этом не считает нужным сделать это лично? — решительным голосом спрашивал я.

— Не совсем так. Война… это слишком, вы не правильно поняли. Вы только лишь должны

выплатить господину Жебокрицкому деньги, — смущаясь и пряча глаза, сказал Зарипов.

— Да? Всего-то? Я уже имел дело с тем, чтобы заплатить вашему… Другу? Пусть будет «другу», чтобы не сказать грубость. Так вот… За то, чего не делал я платить не буду. Если решите настаивать… Что тогда? — говорил я.

— И все же слово «война» я бы поостерегся. Я был на войне… — предельно серьезно сказал Зарипов.

Я чуть успел себя одернуть и не сказать, что я тоже был на войне.

А вообще, у меня складывалось ощущение, что в присутствии тех людей, которых сам же и привел, Зарипов не может сказать то, что, возможно, хочет.

— Как вы смотрите на то, чтобы пройтись в стороне и поговорить? — поинтересовался я у Лавра Петровича.

— Пожалуй, если вы на том настаиваете. Я не хотел бы допустить смертоубийства, но ситуация накалена столь сильно, что лишь от нашего благоразумия зависит, сколько людей еще пострадает, — сказал Лавр и первым спрыгнул с коня.

Так же лихо, как мой оппонент, я слезть с лошади не мог. Пусть у меня так и не случился перелом ребер, и бок лишь иногда покалывает, но самой главной причиной моей неуклюжести была та часть тела, на которой нужно держаться в седле. Вот что могу сказать: профессиональные кавалеристы — парни с мощными и, видимо, мозолистыми задницами.

— Сколько ваш господин хочет за то, чего я не делал? — спросил я, как только мы оказались на достаточном расстоянии от наших людей.

— Десять тысяч или поместье, — смущаясь, сказал Лавр.

От автора:

Попасть в юность? Кто откажется? Попаданец в поздний СССР.

Глава 3

Я рассмеялся. Настолько требования Жебокрицкого казались нереальными.

— У Андрея Макаровича были сожжены ассигнации. Более чем на десять тысяч рублей серебром, — сообщил мне интересную информацию мой оппонент.

Когда я хватал документы и деньги в кабинете Жебокрицкого, то почти и не смотрел, что беру. Однако почти уверен, то там было меньше десяти тысяч. Так что-либо Жебокрицкий лжет, либо я не все забрал.

— Странная манера держать деньги — в зернохранилище. Мне сорока на хвосте принесла, что у него горел амбар, — сказал я, делано удивляясь.

— Кабинет Андрея Макаровича сгорел, — сказал Лавр.

Я поднял брови, изо всех сил стараясь не переигрывать.

— Послушайте, Лавр… Петрович, уж простите за фамильярность. Но вот это все, — я указал в сторону стоящих друг напротив друга двух групп мужиков. — Неправильно. Какие-то средневековые разборки. Вы не думаете, что против нас играет кто-то иной? Всё ведет к тому, что мы сцепимся, может, и поубиваем друг-друга. И даже не на дуэли, что было бы признаком чести, но господин Жебокрицкий уже манкировал мой прилюдный вызов. Сделал вид, будто и не было такового. И, заметьте, я не вызвал его в присутствии иных дворян на суд чести.

— Это некое недоразумение, — растерянно сказал Лавр.

— Не хочется вам такому человеку служить? Вы же сам честный дворянин, готовы драться со мной.

Подумайте над тем, что я могу выделить вам не меньший участок земли. По числу людей мое поместье не уступает соседскому. И у меня вы не будете униженным, — сказал я.

Теперь нужно было ждать реакции от Лавра Петровича.

Я видел, что он терзается, мечется меж своих эмоций и мыслей. Уверен, что Зарипов уже не раз думал о том, чтобы сбежать от Жебокрицкого. Но я не давил более. Решение, если оно всё же будет, должно созреть. Вот сейчас я посадил зернышко. Чем больше Жебокрицкий будет унижать Зарипова, а этот процесс должен был только усиливаться в связи с событиями, тем быстрее станет прорастать зерно.

— Я передам господину Жебокрицкому о том, что вы запросили переговоры. Может, вы правы, и кто-то иной играет против нас. Ну не может человек чести жечь поместье, — громко, чтобы слышали и наши люди, говорил Лавр Петрович.

— Убивать людей — так же бесчестно. Меня вот пытались убить, — вставил я шпильку, будучи уверенным, что без участия Лавра не обошелся тот эпизод, когда убили реципиента.

— Бах-ба-бах! — раздались выстрелы.

Да так часто, будто стрелял не меньше чем взвод.

— Ну, вот и дождались тяжелой кавалерии, — сказал я.

Поголовно в казачьей форме, даже с пиками и ружьями, на перекресток дорог, где и стояли мы с Зариповым и наши люди, с криками и выстрелами в воздух вылетело не менее двух десятков кавалеристов. Сомнений никаких не было, что это Матвей Иванович Картамонов привел своих лихих ребят, которыми едва ли не в каждом разговоре хвастался.

Бытует такое мнение, что поместную конницу отменил еще Петр Первый. После этого бояре уже не могли иметь собственных боевых холопов. Так вот, это неправда. Вот он, боярин Картамонов, а с ним два десятка боевых холопов или детей боярских. А что ему мешает иметь вот такую вот гвардию? Ничего. Оружие носить не возбраняется, учиться сабелькой работать — так тоже вполне невозбранное занятие. Вот по поводу казачьих мундиров я сомневался, можно ли их надевать, не будучи призван под стяги для защиты Родины. А в остальном — охрана поместья от лихих людей. И нет же никаких проверок государственных, чтобы подобное запретить. Здесь вопрос экономический, ведь таких молодцов содержать, да еще тренировать — это стоит никак не меньше шестисот рублей в год на десяток.

— Что удумали? Кровушка в жилах кипит? Драки захотелось? — кричал Картамонов на подходе.

«Кто бы говорил про горячую кровь?» — подумал я.

— Вот, Лавр Петрович, не успели вы уйти, — усмехнулся я.

Между тем, люди Жебокрицкого труса тоже не праздновали. Они сами, без приказа рассредоточились и направили кто ружье, а кто и пистолет в сторону приближающихся казаков. По соотношению сил мой десяток выглядел не то чтобы уныло, нет, мои бойцы рослые и никто никуда не убежал, но вот оружия нам не хватало — сабля против ружья не лиха. Как и слаженности действия, понимания происходящего и, наверное, все же решительности.

Но ещё не вечер я буду все это исправлять.

— Ты ли, Лешка, спалил амбар с зерном? — не обращая внимания на выставленное против него оружие, спрашивал Картамонов. — Коли так, то покусился на святое, хоть в морду Жебокрицкому дай, а людей без зерна не моги оставить. Али сердце у тебя не человечье, смотреть, как дети голодают?

Я выслушал отповедь Картамонова — и добавить было более нечего, кроме как-то, что к поджогу зерна я никоим образом не причастен.

— Я амбара не жег, — чеканя каждое слово, сказал я.