Барин-Шабарин 5
Шрифт:
Тогда уже были набраны рекруты в формирующиеся полки, произошел досрочный выпуск молодых офицеров, полгода или больше все они учились воевать. Но острой проблемой стало экипировать и вооружить такую массу солдат. Да, там были ещё проблемы с офицерскими кадрами, но в этом я Отечеству не помощник.
А вот предоставить в нужный момент часть вооружения, а также экипировку для почти ста тысяч солдат и офицеров — это в моих силах. Да, переживания Кузьмы Солдатенкова не беспочвенны. Даже, зная о том, что война будет, что она и при всех моих стараниях окажется
— Не будем, все же пока шить мундиры. Я попробую с началом войны что-нибудь сделать. Пойду на поклон к императору, если особая нужда будет. Но мы продадим ткани и солдатскую утварь. Нет… — я задумался. — У меня уже есть задумки, как раздобыть денег, я работаю над этим. Вашу долю выдам. Не стоит переживать, нужно дело делать.
Стук в дверь прервал нашу работу.
— Кого это нелёгкая принесла? — возмутился я, открывая свои серебряные часы.
Время было очень позднее. Половина второго ночи.
— Войдите! — повелел я.
Скромно, лишь чуть просунув в дверь свою, наделёнными сединами, голову, показался управляющий домом.
— Господин Шабарин, к вам в гости, — неумело скрывая своё удивление, сообщил управляющий.
— Ну вот, Алексей Петрович, мои слова да Богу в уши. По полудню приеду к вам, продолжим работу, — с явным облегчением сказал Кузьма Терентьевич Солдатенков. — Не буду мешать.
— Лишь только в два чала по полудню я освобожусь, вряд ли раньше. Но вы можете приехать и раньше, если иных дел не будет. И прошу… Не увлекайтесь «Екатринославкой», пока мы все не рассчитаем и обо всем не договоримся. Я буду на встрече у его светлости князя Воронцова, и не знаю, когда освобожусь. Потому-то и хотел этой ночью закончить нашу с вами работу, — сказал я, будучи уже всеми мыслями о том, кто же ко мне ночью мог пожаловать.
И вроде бы первый раз в Петербурге, и никому своё общество не навязываю, в друзья не набиваюсь. И всё равно сплошные приёмы и посещения.
— Я проведу вас, — сказал я, поправил свой мундир пока еще статского советника, вслед за купцом вышел из комнаты.
Новый мундир я уже заказал тут, в Петербурге, в дорогом и модном ателье. Вспомнилось, как я вчера днем заехал.
— Бонжур, мсье, чем могу служить? — спросила меня милая мадмуазель на входе даже не в ателье, по местным меркам, это был целый дом моды. — Вы с дамой? Не желаете взглянуть на новую коллекцию женской одежды от знаменитого ателье из Парижа. Называется «Ля Франсе».
Стоит ли говорить о том, что я чуть не поперхнулся, услышав такое? Девушка поспешила извиниться передо мной, посчитав, что я унизился ее предложением посмотреть женскую одежду.
— А откуда вы поставили одежду? — спросил тогда я.
— Из Франции, вестимо, мсье, — уже тоном оскорбленной дамочки, сказала сотрудница ателье.
— Из Екатеринослава? — не унимался я. — Ну, это город в пригороде Парижа.
— Изволите шутить, мсье? — спросила девушка.
И тогда я потребовал
— Вот, милая барышня, обратите внимание, что тут написано. Это и есть настоящий производитель, — я указывал на вышитую на подоле надпись «Две Лизы». — Это фабрика моя и моей жены. И, да, мы работаем совместно с французскими фабриками «Ля Франсе» и «Ля Пари».
Стоит ли говорить о том, что мне не поверили? Но скоро вышел и хозяин ателье и мы с ним поговорили. Скоро, я так думаю, фабрика в Екатеринославе может начать покорять Петербург.
— Господин Шабарин? — усмехаясь сказал купец Солдатенков.
Все же захмелел купчина, смущает… Нет, не меня. А, анафемой мне по горбу, Анну Владимировну Шварц.
— Всего доброго, господин Солдатенков, — с нажимом сказал я, выпроваживая своего гостя.
— Я ошеломлен, сударыня, — сказал я, будучи действительно шокированным.
— Я не могла иначе. Вы же сами сказали, что уже завтра… послезавтра уезжаете. Сударь, не считайте меня ветряной, но… Да, я ветряная, я дрянь, но я хочу быть с вами, — девушка зарыдала и припала к моей груди.
Я так и стоял, не обнимая, с вытянутыми в стороны руками, а на моей груди, обнимая, рыдала девушка. Это была это та дама, что проявляла ко мне интерес на приеме у великой княгини Анны Павловны.
— Пройдемте! — сказал я, и повел молодую жену какого-то там чиновника к себе в спальню.
Не нужно, чтобы лишнее слушал управляющий домом. Ну и не стоять же в коридоре. Да и я не представляю, что могу светски беседовать с дамочкой в зале. Она же здесь не для бесед? По крайней мере, чтобы поговорить о экономике и политике в пол второго ночи молодая женщина не приходит к мужчине.
— Вы так проникновенно пели. Я же слышала о вас, муж судачил с каким-то генералом, что вы за честь своей дамы застрелили флотского офицера, причем безжалостно… Я не могу больше томиться в крепости, словно крестьянка, вызволите меня! — дамочка накинулась на меня.
Пришлось ее сбрасывать с себя, как пиявку какую. А потом еще и приподнял худышку и уронил дамочку на кровать.
— Так! — выкрикнул я. — По порядку! Вы что удумали, что я с вами отправлюсь в романтические бега?
— Нет, я не глупа, не думайте. Я даже верная своему мужу. Признаюсь, что вы мой лишь третий адюльтер. Но муж не узнает, и вы уедите и пересудов не будет. Вы не станете бравировать своей победой надо мной? — дамочка говорила и одновременно начала раздеваться.
— Кто муж? — спросил я.
Может легкая интрижка и возможна, но такая, чтобы без особых проблем. И еще… Она верная, так как всего третья измена мужу. А сколько раз за год семейной жизни нужно изменить, чтобы стать неверной в понимании этой девицы? Раз так триста шестьдесят? Ну, чтобы в году было еще несколько дней, так сказать, «отсыпных».
— Антоний Казимир Рихард Шварц, управляющий Варшавской биржей, — горделиво произнесла дама. — Меня помните, как величать? Я Анна урожденная княгиня Чижевская. Да помогите же мне!