Барин-Шабарин 5
Шрифт:
— Господин Дубинцев, именно вы отправитесь в местечко, где обосновался шпион. Ваша задача — сообщить в трактире, что я умер. После этого плачьте, пейте водку, в общем, покажите, что вы сильно огорчены этим обстоятельством, — выдал я задание и своему помощнику.
А выполнит он его — так будет моим основным помощником.
По здравом размышлении я решил, что посылать людей Мирского было очень опасно. Они могли бы не пойти на сделку, а шпион явно должен был знать всех людей Святополка. Поэтому единственной возможностью донести до англичанина вести о моей смерти я считал слухи.
Зачем? Чтобы изловить его на выходе. Наверняка у него неслабая охрана. Положить своих людей в перестрелке я не хочу. И мало ли, может быть, эта перестрелка и не окажется для нас победной. Такие осмотрительные люди, коим наверняка является Эдвард Джон, всегда имеют пути отхода. И только на сборах в путь либо на самом отходе их и можно было бы его брать. А еще мирные люди! У меня еще с прошлой жизни осталось понятие, что военный человек — это одно, он сам подписался воевать. Ну а гражданские — иное, их нужно всячески оберегать. Мало ли, шпион с перепугу еще решит заложников взять.
— За дело, господа! И помните, что мы действуем во благо нашего Отечества! — несколькими пафосными словами заканчивал я наше совещание.
Английский шпион в России, Эдвард Джон Уэлскимби, смотрел на то, как два тела извиваются в предсмертных судорогах. Он ловил себя на мысли о том, что начинает возбуждаться. Женщина, которая хотела его отравить, сейчас была даже более желанной, чем полчаса назад, когда она была так послушна. Но он никогда бы не снизошёл бы до такой пошлости, чтобы воспользоваться женским телом, когда из него выходит жизнь.
— Вот же курва! — восхитился англичанин. — Мне же предлагала выпить этого шампанского! Меня отравить? Пусть же! Но зачем надо было убивать себя?
— Сэр! — в комнату вбежал один из охранников шпиона. — Прискакал дозорный, говорит, в местечко въехали подозрительные люди верхами!
Пособник англичанина замер, как и Эдвард Джон — он наблюдал, как умирает его любовница.
— Янош?.. — с горечью в голосе спросил охранник.
Они были дружны с умирающим.
— Збигнев, не отвлекайся. Твоему другу уже ничем не помочь. Судя по всему, у нас не всё так радужно, как мы думали. Наверное, это охрана Шабарина решила отомстить за своего хозяина, — подумав, сделал предположение англичанин.
— Сколько конных людей вошли в город? — спросил Эдвард Джон.
— Четверо. Оружия при них замечено не было. Ещё в город въехали две телеги с мужиками…
— Что? Четверо? Так что вы панику разводите? Если бы действовала охрана Шабарина, здесь уже было бы два десятка вооружённых до зубов головорезов. Да и вряд ли они смогут эффективно действовать без своего предводителя, — говорил англичанин, отворачиваясь от замерших в смертном покое тел.
Он явно пытался убедить самого себя, что всё идёт по плану.
— Семью того мужика, который гранату метнул в Шабарина, следует ли убить? — последовал вопрос от Збигнева.
Не такой уж простой предполагался ответ. Нет, дело не в моральных принципах или в том, что вдруг англичанин решил
В идеале, надо было бы эту семью даже оставить в покое. Мало ли какие ещё придётся делать операции англичанину. Если все вокруг будут знать, что он не сдержал своего слова и убил семью завербованного им человека, то будет крайне сложно в следующий раз найти стоящего исполнителя. Конечно, Эдвард Джон рассчитывал на то, что крайне малое количество людей узнает о случившемся, но всё же люди англичанина всегда заходили в сарай, где содержались пленники, в масках, чтобы нельзя было их в дальнейшем опознать.
— Уходим! — сказал английский шпион одновременно с тем, как испустила дух женщина, с которой он всего полчаса назад имел близость.
Старая, обшарпанная, неприметная карета, отличавшаяся лишь тем, что скрипела всё же тише, чем обычный тарантас, ожидала не прямо рядом с трактиром, где обосновался англичанин. Ее оставили в соседнем дворе.
Один из охранников Эдварда Джона запрягал лошадей в карету. Вот туда и направился англичанин. Через зал, пройдя кухню, Эдвард Джон подходил к карете в сопровождении троих своих охранников, одним из которых был тот самый наблюдатель, заметивший въезжающих в городок.
— Вжух, вжух, вжух! — в сторону четырёх мужчин полетели камни.
Если от первого камня англичанину удалось увернуться, то второй попал ему в живот, а третий всё-таки достиг лба. Темнота…
— Что происходит? — в сопровождении двух охранников ко мне в новый кабинет ворвалась фурия.
— Любимая, я тоже рад видеть тебя, — с усталой улыбкой произнёс я.
— Немедля проведи меня к сыну!
— Приведите Петра Алексеевича! — приказал я, и один из моих помощников моментально направился во флигель.
Именно туда, под контроль двух охранников, нянек и мамок, я и отослал сына. Ему не стоило видеть всю ту работу, которая кипела в доме губернатора. Или слышать крики, издаваемые теми людьми, которых удалось уже взять за пособничество английскому шпиону.
Святополк Мирский сумел обзавестись некоторыми исполнителями, которые служили ему на постоянной основе. Вот их и допрашивали с особым тщанием, без каких-либо оговорок на милосердие.
— Рассказывай! Не смей прикрываться тем, что я не могу влезать в твои дела! — потребовала Лиза.
Я не стал артачиться, понимая, что она вправе требовать. Я же скрывать от матери ситуацию, которая коснулась нашего общего сына, права не имею.
— Петенька! Петруша! — Лиза бросилась к сыну и стала целовать его, периодически обнимая так, что могла бы от любви и раздавить. — Где? Где у тебя болит?
— Мамя, я мусичина. Заловаться не буду! — с серьёзным видом, нахмурив бровки, сказал Пётр Алексеевич Шабарин.
— Ха-ха-ха! — рассмеялся я, уж до того умильно всё это звучало.
— Смешно тебе? Меня пропустили в город, а профессора Пирогова уже едва ли не три часа держат на въезде в город. Немедленно разберись с этим! — Лиза командовала мной.