Барин-Шабарин
Шрифт:
Я не знаю, и почему мне с ней так легко говорить? Ни в коем случае общаться с дамочкой не следует, но когда о некоторых интимных, запретных темах можно поговорить открыто, это несколько располагает. Все же в будущем запретных тем меньше, и женщины более раскованы, причём вовсе и не обязательно, что при этом распущены.
— Ты будешь на суде? — спросил я уже напрямую.
— Да. Но кем? Заседания не публичные, — спросила Марта. — И еще, барин…. — Марта опустила взгляд, но тут же подняла его, распрямила плечи и произнесла твердо: — мне после этого не будет
— И откуда ты такая взялась? — спросил я, продолжая удивляться рассудительности Марты.
— Из тех ворот, что и весь народ! Повидали б вы с моё, — сказала девушка, с виду совсем молодая.
— На земле же ты работать не будешь? А денег больше дать, у меня и будет, — сказал я, предполагая даже предложить Марте переселиться к мне в имение.
— У вас хватит смелости пойти против… сильных людей в губернии? — спросила с надеждой в голосе Марта. — Если не оставите меня, я хоть на земле, хоть… но более за деньги не лягу ни с кем. Обрыдло все это, мочи нет.
Я задумался. Почему-то сразу пришел в голову образ Кулагина. Создается впечатление, что именно этот чиновник — теневой хозяин города. И такая девица, как Марта, не может не быть в поле зрения такого дельца, как Кулагин.
— Тогда давай договоримся без денег. Ты сделаешь все, и отыграешь свою роль так, как если бы играла в Мариинском театре. После тайно, сразу же после суда, уезжаешь из города. Ждать тебя буду на почтовой станции в Якимовке. Лучше, чтобы ты сама меня там ждала. Крышу над головой обещаю, еду также. А дальше посмотрим, но ремесло свое забудешь. Вот мои условия, — сказал я.
— Согласна, — моментально выпалила девушка. — За таким ремеслом, барин, в очереди не стоят. А лишь берут, если это последнее осталось.
Я посмотрел на нее, и внутреннее чутье подсказало, что некоторый геморрой я себе приобрел. Нет, скорее, не с Мартой, которую наверняка и зовут иначе, а с людьми, которые к ней ходят. Милая девушка, даже очень. Светленькая, голубоглазая, внешность ангелочка и голос под стать, звонкий. Мужиков должно заводить такое сочетание невинности и порочности.
Не знал бы, что проститутка, вероятно, заинтересовался бы. А так… нет. Для серьезных отношений, если такие когда и случатся, нужна девушка без скелетов во всех шкафах и сундуках. Это даже не моя прихоть, это общество требует. Общество… еще ведь мне как-то бал давать.
— Пиши письмо! — сказал я, уже уверенный, что и писать она умеет, и даже почерк у неё красивый.
— Уважаемая… и девица та нынче избитая при смерти лежит, как муж ваш оставил, так и была без сознания… — диктовал я письмо жене земского исправника.
На том и расстались, еще раз подтвердив, что все договоренности в силе. Марта даже неловко, будто бы смущаясь, предложила мне свои услуги, но я отказался. Вот же! Стеснительная проститутка! Нонсенс. Хотя я и в прошлой жизни не знавал жриц любви, не довелось как-то, да и в этой хватает куда деть свою
— Ну, Емельян Многосралович, полегчало? — спросил я своего управляющего, когда моя команда собралась для крайнего совещания.
— Все добре, — пробурчал обиженным тоном Данилович.
М-да… Авторитет его несколько пострадал. И тут даже бессмысленно просить не рассказывать ничего в поместье, все равно известно станет. Та же Параска не выдержит.
Кстати, о Параске.
— Был блуд? — спросил я строго у Прасковьи, вернувшейся только к полудню.
Та молчала.
— И как я теперь буду к стенке журналиста прижимать, если ты дозволила сама себя прижать? — начинал закипать я.
— Он все сделает, — с уверенностью в голосе отвечала блудница.
Вот сравнить Марту и Параску, поставить рядом и задать одни и те же вопросы, так почему-то сдаётся мне, что за особу низкой социальной ответственности скорее примут Прасковью.
— У нас… лямур, — сказала Параша, будто оправдываясь.
— Мне без особой разницы. Но он должен сделать все, что нужно, — сказал я.
Вечер, уже утром все должно начаться. Само заседание назначено на десять часов. Операция же начнется в половину девятого.
Еще раз все оговорив, я отправился на тренировку, прихватив с собой и Петра, и Вакулу. Пора и парням что-то показать. По крайней мере, я должен быть уверен, что курьера из пекарни Бергмана они не убьют. Никаких увечий, тем более смертей быть не должно.
Ну и мне пора бы уже начать не с тенью отрабатывать приемы, а с партнерами.
Стук в дверь раздался, когда уже закончилась тренировка и я уже почти уговорил свои мысли утихнуть, а организм — уснуть. Этот шум выбил из сна.
— Алеша! Это я, — услышал я голос Эльзы.
Рука дернулась к замку, чтобы открыть, но…
— Не сегодня, мне нужно спать, — жестко ответил я женщине.
Обидел, наверное. Но завтра такой день, что решит многое в моей участи.
— Ну и чего он к тебе приходил? — спросил Андрей Васильевич Кулагин.
— А зачем ко мне приходят? — с вызовом отвечала девушка.
— Машка, не дерзи мне! Мало тебе девкой постельной быть? Или в бордель хочешь снова? — сказал вице-губернатор, расстегивая штаны.
— Простите, ваше превосходительство, — повинилась Мария Александровна Садовая. — А от батюшки моего нет вестей.
— Жив и здоров. Не так и легко его оттуда вытянуть. Далеко нынче каторги, — сказал мужчина и указал рукой, на что именно сейчас нужно обратить внимание милой девчонке.
Марии хотелось сделать больно этому ужасному человеку, который походя разрушил её жизнь. Но она сдержалась и совершила то, что и всегда при встрече с Кулагиным.
Маша уже знала, что ее отец, которого обещал освободить вице-губернатор, умер. В драке его забили до смерти. Эти вести принес ей одни каторжанин, который свое отбыл и полгода потратил, чтобы найти Машу и передать письмо от отца. Сколько же она слез пролила! Как же она хотела убить Кулагина, и не только его.