Барин-Шабарин
Шрифт:
— А на каком основании? Давайте это обсудим и в журнале записи ведения суда нужно подробным образом изложить, — сказал я, внутрене усмехнувшись, добавил. — Не спеша только, с чувством, толком, расстановкой.
Было видно, что земский исправник говорит со мной из последних сил. Он обильно потел, морщил лицо, а я специально старался затягивать выяснение вопроса о присутствии людей.
— Уберите этих людей, — чуть ли не простонал Молчанов.
— Давайте все запишем в соответствии с правилами, — настаивал я.
Земский судья зажмурил глаза и состроил такую мину на лице, будто
— Господа, я вынужден вас покинуть. Прошу простить меня, но обстоятельства несколько сильнее оказались, — последние слова Молчанов практически выкрикнул. Резко поднявшись со своего стула, он побежал в сторону кабинета.
Мне тоже было нелегко, не так, наверное, как господину земскому судье, но тоже приходилось… сдерживаться, чтобы не засмеяться в полный голос.
«Так тебе, гад!» — подумал я, делая вид, что даже несколько возмущён.
— Господа, я, право слово, ничего не понял, но раз таковы обстоятельства, предлагаю перенести наше заседание на более позднее время, — сказал заместитель земского судьи, непременный заседатель Горюнов.
— Простите, господа, но на более позднее время не получится при всем желании. Дело в том, что у меня запланировано посещение губернатора, и оно должно состояться не позднее, чем через два часа. Так что, простите, не могу быть в двух местах одновременно: и здесь, и в приемной его превосходительства, — сказал я, несколько удивив оставшихся членов суда.
Горюнов посмотрел на меня, на Жебокрицкого, на меня… Заявление серьезное. Они тут хотят лишить меня имения, а я сразу после встречаюсь с губернатором.
Да, конечно, встречу с губернатором я планировал и в этом не солгал. Но это же не значит, что он со мной планировал встретиться. Да, я хотел к заявиться к хозяину губернии. Письмо, которое я написал Якову Андреевичу Фабру, пока не возымело никакого действия. Я ведь хотел всего-то решить сложившуюся ситуацию по-честному, с некоторым участием губернатора, которого, как я уже понял, местные элиты пока ещё опасаются. Не смогли они быстро подобраться к Фабру и включить его в свои преступные схемы. Хотелось бы верить, что это именно так.
— И всё же я бы настраивал подождать возвращения господина земского исправника, — неуверенным тоном сказал старший непременный заседатель Аркадий Иванович Горюнов.
Я уточнял про этого человека, хотел понять, в сговоре ли он с Молчановым и Жебокрицким, или же все-таки большие дяди не взяли в свою песочницу мальчика поиграть.
Именно такое складывалось впечатление: заместитель земского исправника почти наверняка просто состоит на некотором окладе от Молчанова, чтобы его заместитель, избираемый лишь на время заседания суда, молчал и делал всё то, что должно делать по указке исправника. Но вот как поступать, если Молчанов молчит? Точнее сказать, ушёл на рандеву с ночным горшком? И там он явно не молчит, а упражняется в красноречивой лексике, упоминая о том, какой именно нехороший человек — этот самый господин Бергман, в чьей лавке постоянно покупает пирожные земский исправник.
— Господин
Очередной блеф. Ну кому я буду жаловаться, если губернатор не выслушает, а до царя далеко?
Однако пока все работало, и напряжение, как и растерянность, только нарастали. Было видно, насколько растерялся заместитель, а также ещё один человек, который хоть и присутствовал на этом заседании, но разве что то и дело зевал, явно скучая и отыгрывая роль ещё более статичную, чем заместитель. Впрочем, раз главный актёр этого спектакля, Молчанов, несколько приболел заместителю нужно хоть в какой-то степени, но это заседание продолжать.
— Рассматри-вае-е-тся… — вступительное слово непременного заседателя земского суда было тягучим.
Горюнов старался максимально затянуть время, давая возможность своему патрону и начальнику прийти в себя и, наконец-таки, сделать все то, что нужно. Заседателю было более привычно сидеть и многозначительно хмурить брови, Молчанову же нужно многословно, обличая всё плохое во имя всего хорошего, вести заседание суда.
— Перенести заседание мы не можем, я все же попрошу ускорить сегодняшнее разбирательство, — сказал я и словил недовольный взгляд Андрея Макаровича Жебокрицкого.
На самом деле, заседание можно было бы перенести, пусть для этого и должны иметься причины. Но никто не хочет взять на себя такой шаг — все привыкли действовать по указке Тем более, что я здесь, суд собран. Поняв ранее это, я и сделал все возможное, чтобы земский исправник не мог полноценно выполнять свои обязанности.
Между тем, внезапный недуг председателя — это вполне весомая причина для переноса суда. Но разве признается в своем недуге Молчанов? Он только и смог упомянуть, что обстоятельства! Это же первейший впоследствии анекдот Екатеринослава, думаю, что и всей России.
Госпожа Молчанова сидела и молча плакала. Это был один из тех моментов, в какие она, сама того не сознавая, всегда заедала свои проблемы обильной едой. Устала она, её крайне тяготила вся эта городская суета, которая по сравнению с тихим мирным уютным поместьем батюшки казалась чем-то унизительным. В имении она была барыней, которой все кланялись при каждой встрече, а в городе приходится нередко самой гнуть спину, уж больно много здесь людей, которые в чинах выше, чем ее муж.
Когда батюшка её выдавал замуж, то жених казался весьма перспективным, мало того, ещё с возможностью стать вице-губернатором Екатеринославской губернии. Всё вело к тому, что через три-четыре года после замужества супруг Яков Андреевич Молчанов получит куда большую должность, чем земский исправник. Впрочем, у мужа имелось небольшое поместье рядом с землями батюшки, и такой вариант, как присоединить эти угодья к поместью, также устроили отца Евдокии. Вот и выходило, что не могла она выйти замуж за кого-то иного.