Барнеби Радж
Шрифт:
– А это что? – спросил лорд Джордж, указывая на ворона, украдкой выглянувшего из конюшни, и все так же внимательно и в каком-то замешательстве всматриваясь в Барнеби.
– А вы разве не знаете? – удивился Барнеби и, смеясь, добавил: – Как же не знать, кто он! Птица, разумеется. Моя птица, мой друг Грип!
– Дьявол, чайник, Грип, Полли, протестант, долой папистов! – закричал ворон.
– Все-таки понятно, почему вы задали такой вопрос, – продолжал Барнеби вполголоса, положив руку на шею лошади лорда. – Как я ни привык к нему, а иногда и мне не
Ворон в ответ дружески каркнул и, взлетев на подставленную хозяином руку, с видом полнейшего равнодушия, принимал его ласки, посматривая своими быстрыми и любопытными глазками то на лорда Гордона, то на его слугу.
Лорд Джордж еще минуту-другую молча наблюдал за Барнеби, в каком-то смущении грызя ногти, затем, сделав знак своему слуге, сказал:
– Подъезжайте поближе, Джон.
Джон Груби почтительно поднял руку к шляпе и подъехал ближе.
– Вы когда-нибудь раньше видали этого юношу? – тихо спросил лорд Джордж.
– Видел два раза в толпе, милорд: вчера вечером и в субботу. – А не показался он вам каким-то… странным?.. продолжал, запинаясь, лорд Джордж.
– Сумасшедший, – безапелляционно и лаконично изрек Джон.
– А почему вы так думаете, сэр? – уже с раздражением спросил лорд Джордж. – Не следует с такой легкостью употреблять это слово. С чего вы взяли, что он помешан?
– Да вы взгляните на его костюм, милорд, посмотрите ему в глаза! Заметили, как он беспокоен? А слышали бы вы, как он кричит «Долой папистов!»? Сумасшедший, милорд, не сомневайтесь.
– По-вашему, если человек одет не так, как другие, – возразил рассерженный лорд Джордж, окинув взглядом свой собственный костюм, – и чем-нибудь не похож на других, если он стоит за великое дело, которому изменяют безбожники и нечестивцы, так он уж и сумасшедший?
– Совершенно, абсолютно и безнадежно сумасшедший, – невозмутимо отчеканил Джон.
– И вы говорите это мне прямо в глаза? – крикнул его господин, круто обернувшись к нему.
– Скажу всем, кто мне задаст такой вопрос, милорд.
– Теперь я вижу, что мистер Гашфорд прав, – сказал лорд Джордж. – Я считал, что он против вас предубежден, но мне не следовало этого думать о таком человеке, как он.
– От мистера Гашфорда никогда не дождаться доброго слова обо мне, – отозвался Джон, снова почтительно дотрагиваясь до шляпы. – Да я за этим и не гонюсь.
– Вы – злой и неблагодарный Человек, – сказал лорд Джордж. – И, насколько я слышал, шпионите за нами. Мистер Гашфорд вполне прав, незачем мне было в этом сомневаться. Напрасно я вас до сих пор держал при себе: этим я оскорблял его, моего лучшего и самого близкого друга. Я ведь помню, кого вы вздумали защищать в тот день, когда его оклеветали в Вестминстере. Уходите сегодня же, как только приедем домой. Чем скорее, тем лучше.
– Что ж, милорд, если так, я тоже скажу: чем скорее, тем лучше. Пусть будет, как угодно мистеру Гашфорду. Ну, а насчет того, шпион ли я… Вы слишком хорошо меня знаете,
– Довольно! – отмахнулся от него лорд Джордж. – Я не желаю вас слушать.
– С вашего позволения, милорд, я скажу еще только два слова. Хочу предостеречь этого дурачка, чтобы он не оставался здесь. Объявление уже давно ходит по рукам, и всем хорошо известно, что он замешан в том, о чем там говорится. Пусть бедняга укроется, если может, в каком-нибудь безопасном месте.
– Слышите, что он говорит? – воскликнул лорд Джордж, обращаясь к Барнеби, который во время этого разговора с недоумением посматривал на обоих. – Он думает, что вы боитесь оставаться на посту и что вас здесь поставили против вашей воли. Каков будет ваш ответ?
– Вот что, паренек, – принялся объяснять Джон. – Сюда могут прийти солдаты и арестовать тебя. А тогда тебя непременно повесят, и ты умрешь – умрешь, понятно? Так что улепетывай-ка ты поскорее! Таков мой тебе совет.
– Он трус, Грип! Правда, трус? – воскликнул Барнеби, спустив ворона на землю и вскинув на плечо знамя. – Пусть приходят! Да здравствует Гордон! Пусть приходят!
– Да, пусть приходят! – подхватил лорд Гордон. – Посмотрим, кто осмелится выступить против такой силы, как союз всего народа! И это-сумасшедший? Вы сказали прекрасные слова, мой друг! Я считаю за честь быть вождем таких людей, как вы.
У Барнеби сердце от радости ширилось в груди. Он взял руку лорда Джорджа и поднес ее к губам, потрепал лошадь по холке, словно его восторженная преданность лорду Джорджу распространялась даже на его коня. Затем он развернул знамя и, гордо размахивая им, снова принялся шагать взад и вперед.
Лорд Джордж, у которого от волнения засверкали глаза и покраснели щеки, снял шляпу и, взмахнув ею над головой, горячо пожелал Барнеби всего хорошего; затем поскакал галопом по дороге, сердито оглянувшись, чтобы убедиться, следует ли за ним его слуга. Честный Джон, пришпорив лошадь, двинулся за ним, еще раз посоветовав Барнеби уходить отсюда и сопровождая свои слова выразительной жестикуляцией, в ответ на которую Барнеби только отрицательно мотал головой, – этот диалог без слов продолжался до тех пор, пока Джон не скрылся за поворотом.
Оставшись один, Барнеби, еще более преисполненный сознания важности своего поста и счастливый вниманием и поощрением вождя, ходил как в каком-то блаженном сне. На душе у него было так же светло, как светел был Этот солнечный день. До полного счастья ему недоставало только одного: ах, если она могла бы видеть его сейчас!
День проходил, зной незаметно сменился вечерней прохладой; поднявшийся ветерок играл длинными волосами Барнеби, весело шелестел в складках знамени над его годовой. В этих звуках, в ритме их было что-то свежее и привольное, совершенно гармонировавшее с настроением Барнеби. Никогда в жизни не был он так счастлив, как сейчас.