Барочные жемчужины Новороссии

Greko

Рейд Цемесской бухты был заполнен кораблями.

— Фрегат «Штандарт», люгер «Геленджик», пароход «Метеор», шлюп «Диана», транспортники «Буг» и «Ланжерон» — весь отряд Черноморского флота у абхазских берегов собрался приветствовать наместника, — объяснил нам знакомый мне по вчерашнему ужину мичман.

Мы переглянулись в недоумении.

— Флаг контр-адмирала Патаниоти, командующего отрядом! — добавил младший офицер со значением.

На берегу виднелся военный лагерь с строящимися укреплениями. Стоило «Ифигении» бросить якорь, как раздались

салюты — с земли и с кораблей. Мы прибыли на встречу с теми, кто сражался с черкесами на суше и на море. В первую очередь, с генералом Вельяминовым и его штабом.

Пока шла погрузка свиты Воронцова на баркасы, Эдмонд грустно смотрел на пустошь у кромки моря и на разрушенный черкесский аул.

— Куда исчез тот сверкающий лагерь, радостная толпа красивых юношей, с которыми я ранее провел время? — печально вздохнул он.

Я удивленно на него уставился.

— Вы бывали здесь раньше?

— Не придавай значения моим словам. На меня иногда находит… Пойдем собираться. На этот раз меня на борту не оставят.

Мы переехали на берег.

Море было спокойным, а на земле все бурлило. Толпа разряженных в разные мундиры офицеров радостно приветствовала прибывавших, смешивалась с ними, обменивалась новостями и искала знакомых и родственников. Громко играла музыка. Неподалеку догорал черкесский аул.

К нам подошёл корнет в форме лейб-гвардии Гусарского полка.

Я пристально в него вгляделся. Неужели Лермонтов, наш храбрый Михаил Юрьевич? Кажется, он бывал в этих местах[1]. Нет, совсем не похож. Какой-то напыщенный хлыщ вовсе небоевого вида.

— Почему столь велико разнообразие военной формы? — спросил заинтригованный Спенсер после обмена приветствиями.

— Сюда едут лучшие сыны отечества, желающие обрести славу и послужить отчизне! — напыщенно ответил корнет на голубом глазу.

«Ага-ага, за пьянку, дуэли и прочие непотребства вас сюда отправляют», — подумал я, но ни возражать, ни намекать об этом пикантным моменте не стал.

— А кто эти люди в черкесских нарядах?

— Вам скажут, что такова мода среди офицеров. Не верьте. Просто черкесы наловчились выбивать из своих длинных ружей тех, кто носит золотые эполеты. Вот и стали те, кто послабее духом, маскироваться.

— Вам уже довелось участвовать в сраженьях в лесах и ущельях? — решил я уточнить.

— Я служу при штабе, — гордо ответил корнет, будто это все объясняло. — Вас ждут у войлочной кибитки, где устроили ставку генерала Вельяминова, командира правого крыла Отдельного Кавказского корпуса!

«Вот же крыса штабная!» — подумал я, шагая вслед корнету.

Мы шли через настоящий военный бивуак. Одни солдаты играли в карты на барабанах. Другие просто сидели на земле с отрешенными лицами. Кто-то ужинал, кто-то пел. Один удалец отплясывал «барыню» под свист и хлопки товарищей. Спенсер брезгливо морщился, но смотрел внимательно, не упуская мелочей.

— Коста! У меня к тебе поручение, —сказал он негромко. — Здесь, в лагере, должны быть черноморские казаки.

Присядь к их костру, поговори о жизни в станицах, поинтересуйся их настроениями.

Я пожал плечами.

— Попробую, мистер Спенсер.

Он посмотрел на меня с укоризной и последовал за корнетом, ничего больше не сказав. Я стал выглядывать казаков.

Уже почти стемнело. В лагере загорались костры. Один веселый унтер-офицер сунул в огонь срубленное в саду около разоренного аула молодое деревце с увядшими листьями. Поток искр взвивался в воздух, словно праздничная иллюминация.

Я нашел одну группу воинов, наряженных в синие черкески и папахи с красным верхов. Красные же погоны мне подсказали, что это именно те, кто мне нужны.

— Привет, братишки! Как служится в казаках? — спросил я, — К костру пустите передохнуть?

— Линейцы мы, — ответил седоусый воин, поправляя шашку на коленях, — Садись, коль есть нужда. В ногах правды нет.

— Благодарствую!

Я устроился, как и все, на бревнах, сложенных квадратом вокруг костра.

— Откуда сам будешь, господин хороший? — спросил меня все тот же казак.

— С корабля. С наместником прибыл, — исчерпывающе ответил я.

Все замолчали.

О чем говорить с казаками я не понимал. Ляпнуть что-то по глупости или незнанию было проще простого. А за расспросы можно было и по шапке получить.

— А ну-ка, ребята, подвиньтесь! — рядом уселся офицер, судя по эполетам на казачьей форме.

Он наклонился ко мне и тихо произнес:

— Приветствую соратного товарища!

[1] М. Ю. Лермонтов посетит Суджук-кале в следующем, 1837, году. Его друг, будущий покоритель Кавказа кн. А. И. Барятинский, мог бы принять участие во встрече со свитой Воронцова, если бы не был зимой тяжело ранен. Оба были высланы из Петербурга на Кавказ за многочисленные проказы.

Глава 16

В чем правда, соратный товарищ?

Небритое лицо поворотилось ко мне. Я смог рассмотреть его в подробностях.

Ничего выдающегося! Обычное русское лицо, каких тысячи. Среди кабардинцев такой типаж тоже часто встречался. Я мог бы спутать и принять офицера за кавказца. Хотя бы из-за его манеры держаться, носить чекмень, трогать газыри на груди или помахивать носком мягкого сапога без каблука, разминая натруженный сустав. Но чистая русская речь выдавала его с головой.

— Мои предосторожности, которыми я себя окружил, извиняет предстоящая миссия — ваша и моя. Я — Федор Федорович Торнау. Вы — Варакис…

— Варвакис, — поправил я его. — Коста. Или Константин.

— Прошу прощения за оговорку. Конечно, Варвакис, — улыбнулся он. — Слыхали обо мне?

— Знакомая фамилия. Где-то слышал…

— Где-то слышал… — передразнил меня седоусый казак. — Торнау каждая собака на Кавказе знает!

— Иди-ка ты, Степушка, погуляй. И товарищей своих захвати, — с мягкой улыбкой прервал казака офицер. — Мы тут пошепчемся немножко.