Барочные жемчужины Новороссии

Greko

Ни к чему ребенку видеть смерть отца! Травма на всю жизнь! И даже если не увидит… Разговоров достаточно, чтобы повредить его психику. Будет кто-то о таком сейчас думать? К детям явно отношение попроще. Никаких детских психологов или разговоров о детском насилии. Суровая школа жизни! Когда дети мрут, как мухи, от антисанитарии и болезней, которые никто не лечит, как надо… Когда нет педиатров и нужных лекарств, разве будет кто-то заморачиваться вопросами психологических травм у ребенка?

«Лучше бы Марии все померещилось. Так будет

лучше для всех!»

— Отчего у тебя такой озабоченный вид? — поинтересовался Эдмонд. — Подходим к Феодосии. Древний греческий город! Генуэзская Каффа. Античные древности ждут нас.

Я не стал указывать Эдмонду, что восхищавшая его Каффа была самым ненавистным городом для многих в средневековье. Главный центр работорговли, куда крымские татары везли тысячи пленников из Речи Посполитой и Московского царства, а черкесы — из Грузии. Здесь каждый камень полит слезами и кровью, а стены помнят крики и рыданья…

Воронцова встречали торжественно. Орудийные залпы, выстроившиеся войска с губернатором Крыма Казначеевым во главе и толпы восторженных граждан. Было видно, что наместника явно любили в народе.

Поплыли дальше. Наш путь лежал в Керчь.

Стоило корвету покинуть порт, как стих ветер, паруса бессильно поникли, несмотря на суету матросов на реях и заполошные свистки боцманов. Было принято решение, что пароход возьмет корабль на буксир. Стали заводить канат.

Мы стояли на баке под тентом и наблюдали за деловито снующими шлюпками.

— Какое унижение для моего друга Путятина! — улыбнулся Эдмонд. — Силы природы насмехаются над трехмачтовым великаном!

— Эти парусники так ненадежны, — начались разговоры в толпе пассажиров. — Как же прав наш граф, решивший устроить пароходную навигацию в Черном море!

— Не скажите! Первые рейсы пароходов доставили кучу неприятностей. То поломки, то пожар. Эта новомодная техника постоянно выходит из строя. Сколько рейсов сделал «Одесса»? Два?

— И все же вы не можете отрицать, — разошелся не на шутку какой-то господин в мундире чиновника и с орденом на груди, — что имеем ныне регулярное сообщение между Одессой, Евпаторией, Ялтой и Керчью. Какая выгода торговле — связать Азовское море с нашими черноморскими портами.

Я обратил внимание, что пароход слишком близко отнесло волной к корвету. Канат провис, погрузившись в воду. «Петр Великий» стал постепенно набирать ход. Буксирный трос резко вылетел из воды и зазвенел.

— Осторожно, Эдмонд!

Я бросился к Спенсеру в тот момент, когда над морем раздался словно пистолетный выстрел. Лопнувший трос, как кнутом, врезал по группе пассажиров, перерубив стойки тента. Я успел отдернуть Эдмонда. Мы повалились на палубу, не пострадав. Основной удар достался Йимсу. С залитым кровью лицом он рухнул рядом с нами. Нескольким пассажирам тоже досталось.

— В чем дело, Коста ?! — гневно закричал Спенсер, но тут же сориентировался. Рассеченная голова консула лучше всего свидетельствовала

об участи, которая ждала моего товарища, не приди я вовремя на помощь!

— Вы снова спасли меня! — констатировал очевидное Спенсер, не забывавший об общественной дистанции на людях даже в столь трагических обстоятельствах.

— Это святой долг любого кунака! — улыбнулся я, напомнив Спенсеру о его же словах.

Спенсер оглянулся и, решившись, крепко меня обнял.

— Я не забуду, Коста. Теперь давайте поможем бедняге Йимсу. Боюсь, он надолго выбыл из строя. Это несколько меняет мои планы.

Приключившийся инцидент не помешал Спенсеру принять участие в банкете, который устраивали в честь наместника официальные лица Керчи. Мы притащились в порт на буксире, делая не более пяти узлов в час.

Меня никто не приглашал, да и я не рвался. Все эти церемонии были не по мне. Еще схвачу не ту вилку или выпью не вовремя.

— Не грусти, Коста! — напутствовал меня Спенсер на прощанье. — В этих банкетах нет ничего вдохновляющего. Лишь изжога на утро!

Я не грустил — я параноил! Из головы не шел лопнувший канат.

«Неужто это проделки Де Витта?» — подумал я, махнув рукой Спенсеру на прощание.

— Господин Варвакис! — меня окликнул молодцеватый мичман. — От лица офицеров нашей маленькой эскадры разрешите вас поблагодарить за спасение пассажира! Обер-офицерский состав «Петра Великого» и «Ифигении» имеет честь пригласить вас на торжественный ужин! — тут он улыбнулся и полностью переменил тон. — Старшие офицеры съехали на берег, кают-компания корвета — в полном нашем распоряжении! Можем гульнуть!

— Отчего ж не гульнуть! Теперь и я в вашем распоряжении!

Вернувшаяся с берега шлюпка, за рулем которой сидел юный гардемарин, без промедлений доставила нас на военный корабль. Я предвкушал посещение святая святых — места, где во время похода предавались отдыху сливки крымского общества.

Кают-компания не поразила. Быть может, на больших кораблях, типа фрегата, Путятин мог устроиться с большей роскошью, но на корвете все было скромно. А из-за собравшихся на ужин мичманов и лейтенантов — даже тесновато. Стол уже был накрыт, батарея бутылок — внушала!

Треуголки с киверным гербом были сняты, о месте службы можно было судить исключительно по золотым пуговицам на мундирах. У артиллеристов — по якорю с перекрещёнными пушками, у инженера — по якорю с перекрещенными топорами. У остальных, включая штурмана, пуговицы были просто с якорями, без прочей вычурности.

Меня окружали молодые смешливые лица, обветренные, загорелые и полные неиссякаемой энергии. Все наперебой требовали непременно выпить старой водки.

Дежурный старший офицер навел, было, порядок, всех усадив и произнеся первый тост. Потом решил молодежи не мешать и удалился. Возможно, он не желал ее объедать. Младшие офицеры питались вскладчину, скидываясь «столовыми деньгами».