Барочные жемчужины Новороссии
Шрифт:
— Коста! — обрадовался Ваня. — В самый раз подошел! Давай, сними первую пробу.
— Спасибо, Иоанис! Сейчас не могу. Янис, пойдем. Ты мне нужен.
Сестра была уже готова.
— Мы на полчасика. — предупредил я Эльбиду и Варвару.
— Сколько нужно, столько и делайте свои дела! — успокоила кума.
По дороге к таверне сестра ни о чем не спрашивала. Было видно, что порывалась, чувствуя, как обычно, по моему состоянию что-то необычное и из ряда вон выходящее, но сдерживала себя. Когда подошли к таверне и я повел их в обход, сестра бросила на меня недоуменный взгляд.
— Все хорошо,
Обошли таверну. Шли к знакомым валунам. Умут, видимо, услышав наши шаги, не выдержал, выглянул из-за каменюки…
Янис опередил всех.
— Папа! — крикнул племянник и бросился к отцу.
У сестры и Умута подкосились ноги. Он присел, разведя руки, готовые к объятьям. Шаг навстречу он сделать не смог. Сестра вскрикнула, оперлась на меня. И сейчас была похожа на рыбу, выброшенную на берег — хватала ртом воздух. Наконец, совладала с собой. Бросилась к мужу. Оба они уже рыдали. И все трое говорили хором. Умут уже держал сына на руках и крепко прижимал к себе сестру. Не переставая, целовал их поочередно.
И какая бы у человека не была нервная система, но смотреть сейчас на них без слез было невозможно. Я огляделся, думая куда себя деть. Посмотрел вверх на строящуюся церковь. Пошел к ней. Когда проходил мимо своей семьи, Умут бросил короткий и полный благодарности взгляд.
— Я подойду через десять минут, — шепнул ему.
— Благослови тебя Аллах! — кивнул он мне в ответ.
Я поднялся к храму, обошел по кругу. Потом сел подле. Думать ни о чем не хотелось. Просто смотрел на церковь, которая через век — чуть больше или чуть меньше — исчезнет с лица земли. Безусловно, мысли в голове порывались слепить нечто глубоко философское и пафосное, соответствующее моменту. Но я их отгонял. Думать не хотелось. Даже о трудной дороге к храму…
Когда я подошел к семье через десять минут, все уже более-менее успокоились. По-прежнему не размыкали объятий. Сестра, не переставая, всхлипывала. Умут гладил её по голове. Оба с улыбкой слушали Яниса, который рассказывал все подряд. Увидев меня, сестра вскочила, бросилась на шею. Опять зарыдала.
— Ну, ну, сестра! Все же хорошо! Перестань, прошу тебя! А то и я сейчас заплачу!
— Да, да! — сестра засмеялась, начала вытирать слезы.
Умут встал. Все замолчали, смотрели на меня.
— Янис, пойдем домой! — я протянул племяннику руку. — Папе с мамой нужно обсудить очень важные дела! Нам нельзя им мешать. Завтра мама вернется, и вы снова будете вместе. Хорошо?
— Да, дядя!
Умут и сестра расцеловали Яниса. Оба понимали, что слова сейчас не нужны. И не стали комментировать намек на подаренную им ночь. Просто с благодарностью мне кивнули.
Мы пошли с Янисом к дому. Тут я вспомнил.
— Умут!
— Да! — он слегка напрягся.
— Очень прошу тебя: не надевай больше здесь эти желтые сапоги!
— Обещаю, шурин! — рассмеялся Умут.
По-моему, он тут же забыл о своем обещании…
…Когда подошли к дому, все уже сидели за столом.
— А где Мария? — удивилась Эльбида.
— Она со своим мужем, с отцом Яниса, — я был совершенно спокоен.
Пока все переваривали сказанное, уселся рядом как ни в чем не бывало.
— Сначала, прошу вас, выслушайте меня, а потом решайте…
Я
Ваня, Эльбида и Варвара слушали молча.
— Иоанис, Эльбида, Варвара, вы для нас стали родными. Если вы решите, что мужу моей сестры здесь не место, я сейчас же встану, заберу Яниса, — тут Эльбида инстинктивно прижала крестника к себе. — Мы уйдем, и, к великому моему горю, вы нас больше никогда не увидите. Но я не могу поступить по-другому. Я ни за что не разлучу сестру и племянника с их мужем и отцом! А теперь — решайте!
Никто не промолвил ни слова. Вдруг Ваня встал, пошел в дом. Меня начала пробивать мелкая дрожь. Варвара смотрела вслед мужу. Эльбида, по-прежнему, крепко обнимала Яниса. Через полминуты Ваня вышел. В руках нес бутылку тутовой водки и четыре стакана. Поставил стаканы на стол, откупорил бутылку, разлил. Все делал молча. Когда все стаканы были наполнены мы, не сговариваясь, взяли их в руки.
— Значит, так и сказал, что Мария — его Родина, а Янис — его Бог? — задумчиво спросил Ваня.
— Да, так и сказал…
— Смотри-ка, — хмыкнул Ваня, — турок, а сказал, как настоящий грек!
Эльбида и Варвара покивали.
— И где они сейчас? — поинтересовался Ваня.
— Умут в соседнем ауле снял домик…
— Ох, и жаркая у них будет ночка! — усмехнулся Ваня.
Эльбида и Варвара прыснули.
— Что ты при ребенке такие вещи говоришь?! Постеснялся бы! — Варвара, все-таки, решила пристыдить мужа.
— Давайте! — Ваня поднял стакан, не обращая внимания на упреки жены.
Мы все также подняли стаканы.
— И ты, Коста, и Мария, и Янис — теперь наша семья. И мы вас никуда не отпустим. А, значит, мы примем Умута!
— Да! — сказала Эльбида, целуя крестника.
— Да! — согласилась Варвара.
Я выдохнул. Мы выпили.
— А закуски ты не догадался прихватить, старый пьяница! — заворчала Варвара, вскакивая и направляясь в дом.
Вынесла тарелку с овощами и сыром.
Мы дружно захрустели свежими огурцами.
— Теперь другая проблема! — сказала Эльбида.
— Да, знаю! — кивнул я. — Надо всем нашим рассказать.
— Надо! — подтвердил Ваня.
— Не знаю почему, но я уверен, что найду нужные слова и смогу их убедить! — говорил я под журчание разливаемой Ваней водки.
— Мы тебе поможем и поддержим! — сказал Ваня. — Потому что семья для грека…
— Наипервейшее дело! — закончил я вместо него под общий смех.
… Две недели пролетели незаметно. Строительство шло полным ходом. Дом Марии уже превратился в настоящую греческую виллу под черепичной крышей с гостеприимно распахнутыми синими ставнями. Краска из Одессы прибыла вовремя и добавила именно тот штрих в этностиле, которого я добивался. Как и древняя мраморная ванна, заменяющая цистерну посередине двора.