Баронесса Настя
Шрифт:
Поплыла в глубину, подальше от берега. Она плавала как рыба, но по-женски, — работая руками под собой и ритмично производя толчки ногами. Повернувшись на спину, увидела того самого мужчину, — он, широко выбрасывая руки, устремился к ней, «Вот ещё чего мне не хватало!» Она хотела прибавить ходу, оторваться, но, заметив, как он быстро приближается, поняла, что уйти от него не сумеет.
— Настя! — Голос был тихий, приглушенный и, как ей почудилось, шёл из глубины озера. — Настя, это я, Владимир!
Она повернулась. Пряхин был рядом, — он! И
— Я это. Я!..
Настя тоже засветилась вся радостью, просияла глазами, но тотчас же погасила восторг. Строго сказала:
— Вы ошиблись, господин. Я из семейства барона Функа.
— Ацера Функа?
— Нет, генерала Функа,
Пряхин, фыркая и плескаясь, расхохотался, скрылся под водой, вынырнул и снова смеялся, и фыркал, и бил по воде ладонями:
— Ну артистка, уморишь...
Вновь скрылся под водой и вновь вынырнул.
— Уморишь!.. Не надо.
Хотелось крикнуть: «Володя! Это я, я!..» Но, видно, бес вселился в неё.
Молодой человек, успокойтесь. Вы так мило веселитесь, но это на воде опасно. Мы далеко от берега, — чинно проговорила она.
Пряхин посерьёзнел. И голос её, Настин, и акцент в немецкой речи, наконец, лицо, глаза — всё её, родное, милое, а поди ж, как смотрит! Баронесса!..
Он успокоился, поплыл рядом. Совсем тихо сказал:
— Понимаю. Конспирация. Могут с берега наблюдать за нами.
Настя оставалась невозмутимой, даже не повернулась.
Меня Кейдой зовут, Кейдой, — слышите? Я племянница генерала Функа. Наш дом разбомбили, родители погибли, и дядя взял меня к себе.
— А русский? Откуда русский знаете?
— Я ваш язык изучала. А вы, молодой человек, слишком любопытны. Так невежливо делать отношения с незнакомой дамой, — заговорила она по-русски. Но умышленно построила последнюю фразу так, как это делают иностранцы.
— А вы не дама, — парировал Владимир.
— Но кто же я?
— Вы фрейлейн, по-нашему — девушка. Я вижу...
— Вы наблюдательны. Но скажите: почему вы свободно гуляете, без охраны? Вас любит Ацер? Вы его шпион?
— В этом лагере все свободны. И ходят на озеро без охраны. Вон там были женщины, и они без охраны.
— Да, я видела. Они очень мило с вами играли.
— Напротив, они хотели меня побить.
— Вот как! За что же? Русские женщины из нашего лагеря очень образованы, они все — кандидаты, доктора наук. Им, наверное, скучно. И они хотели бы иметь кавалеров. Так я слышала.
— Всё так. И так было раньше, многие даже хотели иметь детей. Но теперь Ацер изменил режим. Он закрыл дверь из мужского блока в женский, но всё равно они встречаются. Порядки тут не строгие.
Пряхин мог бы такой информацией навредить заключённым, но он и со слов особиста знал, что Кейда — это Настя, знал, что на глубокое вхождение в новую роль у неё были свои причины, что генерал Функ умер, а молодой барон на фронте и, скорее всего, там ему свернут шею, — бояться было некого.
Размышляя таким образом, Владимир вдруг понял хитрую
Они подплыли к берегу, и Настя, не выходя из воды и не повернувшись к Пряхину, пошла вдоль берега. Вскоре она скрылась за деревьями, Оттуда послышалось ржание Луизы и лай соскучившегося пса.
Настя одевалась.
Ацер знал всё, что происходило в четырёх блоках его лагеря и далеко окрест. Во все клетки обозреваемого им пространства была внедрена агентура.
Купание на озере внесло в его планы сущую неразбериху, Мишин-Винт ему доложил, что Кейда — русская, внедрена советской разведкой, а Пряхин — её возлюбленный. И это был фундамент, на котором Ацер взгромоздил кучу планов. Но агенты, наблюдавшие купание, сделали вывод: они — чужие. Кейда вела себя с достоинством, как и подобает баронессе.
Что же, Мишин-Винт его обманул? Но они с ним из одной ложи, не советской и не немецкой, — они граждане мира, одним своим рождением вознесённые над всеми, — неужели он, его брат по крови, пошёл на прямой и гнусный обман?..
Тут надо приоткрыть завесу над сложным и хитрым замыслом Ацера: он вёл тройную игру с далеко идущими последствиями. Первый сюжет — подготовка лагеря к сдаче его советским войскам. Дирижером здесь выступал Мишин-Винт, главным исполнителем — он, Ацер.
Второй сюжет выстраивался парижской масонской ложей: в удобный момент, когда Гитлер вконец ослабеет, а советская сторона ещё не подступит вплотную к лагерю, вывезти ученых в Америку и там, в секретной обстановке и в подневольных условиях, заставить их работать на Америку.
И третий — самый важный и самый вожделенный: тайно от всех переправить учёных куда-нибудь в горы Австрии или Швейцарии, создать им при помощи надёжных банкиров райскую жизнь и заставить работать на него, Ацера.
Для осуществления любого из этих вариантов ему нужны были союзники. Но сейчас под сомнение поставлены все планы Ацера. Не исключено, что и сама его жизнь оказалась под угрозой. Если Мишин-Винт обманул его с Кейдой, то он окажется ненадежным и во всём другом. И в любой момент может выдать — Гитлеру, Сталину или Черчиллю.
Нужна была корректировка планов. И Ацер мучительно думал, как и что ему предпринимать.
Решил усилить атаку на Кейду.
На телефонный звонок ответила, как всегда, фрау Мозель:
— Госпожа отдыхает.
— Она что, нездорова? Я ждал её на работе. Она ведь, между прочим, ещё и служит.
— Герр Ацер, я ничего этого не знаю. Госпожа со мной мало говорит, а вопросов не любит. Я мало что могу вам сказать.
Фрау Мозель умышленно нагнетала атмосферу таинственности вокруг своей новой госпожи. Ей было важно уязвить самолюбие чванливого местного царька. Ацер нанёс Мозель немало обид, — она теперь вымещала их, используя неожиданно возникшие обстоятельства.