Барышня ищет разгадки
Шрифт:
Утром на совещании приговорили — по официальной версии, которую надлежит сообщать любопытным, виновной в смертях признана пропавшая китаянка — мол, сбежала после убийства Черемисина, и более не вернётся, потому как туда, куда убежала, дали знать, её там ждут, и сразу же поймают и накажут. А убивала магически, потому всё и было так странно. А теперь можно вечером ходить по улицам беспрепятственно.
Обо всём этом я и рассказала Брагину и Василию. Оба подтвердили — за те две недели, что меня не было на службе, ни одного похожего случая, сплошь обычные смерти, естественные
— А про покойничков, что на тракте в Александровское шалят, слыхали? — оживился Василий.
— О, надо же, а что о них говорят? Сегодня поутру Матвей Миронович просветил, уже знаю.
— Так вот страсти рассказывают, вчера на рынке говорили, и с утра в трактире здешнем на Казарминской, я за пирогами заглядывал. А слухи-то к пирогам наипервейшая приправа, вот Манька, подавальщица тамошняя, и болтала для всех, кто был готов уши развесить, а она от мужа знает, тот вчера на рынке был и там подцепил.
— Михаил Севостьянович сегодня вечером обещал глянуть тамошние погосты, — думаю, это прямо вот хорошая весомая информация.
— Это точно, если не он — то кто? — раздумчиво произнёс Василий. — А вы не слыхивали, Ольга Дмитриевна, говорят, что на погосте-то шуровать только некромант может. А некромантов у нас раз-два и обчёлся! Два и есть.
— И что? — не поняла я. — Кто-то решил, что мы с Соколовским подняли кого-то на местном кладбище и отправили на тракт муку с солью воровать?
Предположение показалось мне столь нелепым, что я просто расхохоталась. А Василий очевидно смутился.
— Не болтай глупостей, — отрезал Брагин. — А то ты не знаешь, сколько забот по службе и у Михаила Севостьяновича, и у Ольги Дмитриевны, им только погосты по тракту поднимать!
— Ну, — потупился Василий со вздохом.
— И если где ещё подобную болтовню услышишь — так и скажи!
— И ещё можно запомнить, кто и где болтал, — заметила я. — Очень любопытно, кому выгодны такие слухи и зачем их распускают. Хотят сами на должность Соколовского, или на мою? Ну так пускай попробуют, а я посмотрю.
— Та ещё работка, — усмехнулся Брагин.
— Это вы знаете, потому что видите, как и что мы делаем. А кто не видит — может думать себе разное. Ладно, пойдёмте, расскажете, кто тут у нас, при каких обстоятельствах и как долго меня дожидается.
Дожидались, да. Мы с Мишей умудрились пропустить масленную неделю — она выпала как раз на те дни, что мы провели в Поворотнице. Балы, блины на каждом углу и народные гулянья. А нынче — великий пост, потому пироги с капустой. Но где гулянья, там и буйство, поэтому и в больницу всю неделю доставляли пострадавших, и в наши владения — тех, кому уже не поможешь. Вот их-то мне и предстояло расспросить.
Что ж, расспросила пятерых, прежде чем поняла, что выдохлась. И — ничего особенного. У двоих драка, один съел что-то не то и его не успели спасти, ещё один пьяный замёрз ночью. Почтенная матрона чрезмерно переживала, что взрослые детки где-то загуляли, и на почве тревожности и неполадок
Меня подкормили постными щами из того же ближайшего трактира, и я села писать заключения, завершила как раз уже по темноте. Хотя… не такая уж и темнота, так, сумерки, думала я, выходя наружу.
Никаких лисодемонов сегодня не ожидалось, поэтому я пошла домой пешком. Добралась без происшествий, там выдержала допрос Надежды — та тоже услыхала новость о покойничках, что воруют соль, пришлось рассказать ей всё то же, что и Василию.
А где-то через час меня вызвал Соколовский. Был он традиционно загадочен и спросил:
— Не желаете ли прогуляться и увидеть любопытное, Ольга Дмитриевна?
4. Любопытное
4. Любопытное
Уж конечно, я желала увидеть любопытное.
— Далеко ли идти, Михаил Севостьянович?
— Далеко, — кивнул он. — И там, как можно догадаться, холодно.
Вообще на календаре значилось начало марта, и где-то в тёплых краях уже, наверное, вылезли какие-нибудь цветочки. Но на то они и тёплые, те края, а у нас наступление весны выражалось главным образом в том, что днём солнце припекало чуть сильнее, снег съёживался и таял, но к ночи всё замерзало, и ночью казалось, что зима пока не намерена заканчиваться. Но птицы на рассвете орали, как заполошные, у Надежды на окошке в миске колосился зелёный лук — дома тоже добывали зелень из поставленной в воду луковицы. И вообще солнце светило ярче, и можно было надеяться на приход весны.
— Хорошо, я оденусь, и оденусь тепло.
— Зайду через четверть часа.
— Отлично, жду, — выдохнула я, и побежала одеваться.
— Вы куда это собрались? — спросила привлечённая шумом Надежда.
— Вызов по службе, — я ничуть не кривила душой, удобно же, когда твой мужчина ещё и твой начальник, так?
Я достала давно не ношеный полевой костюм — кожаные брюки, правда, под них всё одно пришло надеть тёплое, и сапоги, и запахнуться в платок и тулуп. Ну вот, я готова, где начальство?
Явился, проступил из теней весь, оглядел меня с улыбкой. Сам-то он был одет совершенно обычно, не как на бал, конечно, но — на доклад к губернатору можно. В отличие от меня.
— О, снова тот замечательный наряд, помню его.
— Удивительно подходит для ночных вылазок неведомо куда. И я поняла, что давно не ходила на охоту за нежитью.
— Вот и сходим сейчас в любопытное место, посмотрим.
— Это по тому самому делу, где муку с солью воровали?
— Именно.
Он подал мне руку и мы шагнули… куда-то. Непроглядная тьма, собачий холод — всё, как положено. А потом глаза чуть притерпелись, и луна вышла из-за облака, и я осмотрелась. Погост, обычный деревенский погост, за время учёбы я перебывала на многих. Снег по колено, но кое-где дорожки, по некоторым следы, некоторые кресты обметены от снега. Кое-где и тарелочки с замёрзшей снедью стоят — прямо как дома.