Башня Богов III
Шрифт:
Я бы и дальше экспериментировал, но время вышло.
— Летят, — прошептал Шисс, вглядываясь в мрачное небо между кусками висящих островов.
Взгляд выхватил чёрные кляксы, которые неслись к нам, трепеща отростками. Брр.
— Готовьтесь, — буркнула Кари, её кулаки сжались. Её попытки не привели к впечатляющим результатам, но хоть держать искру в ладони научилась.
— Пойдёшь под защиту, созерцатель? — спросил чёрный рыцарь, раскрыв створки доспеха.
— Нет, лорд Оберин, — помотал мордой Шисс. — С этим врагом каждому придётся сражаться лицом к лицу.
Мы разошлись широкой дугой, чтобы не мешаться друг другу. Бесформы стали видны невооружённым взглядом: семь чёрных клякс из чавкающей тьмы. Они синхронно обогнули последний
Бесформы без остановки раздувались и скрючивались, одни отростки втягивались, другие вылазили на их место и тянулись к нам. Казалось, что существа не контролируют собственных тел. Как будто внутри идёт постоянная борьба и одни части пожирают другие в непрекращающемся акте самопожирания. Шисс взирал на них с благоговейным ужасом, Орчана с первобытным отвращением, поза Оберина выражала скорбь, Уилл застыл потрясённый. Кари… взгляд девчонки метался между бесформами, словно она пыталась найти выход из тупика, её фигура выдавала желание прятаться и бежать. Но бежать было некуда, и во взгляде шпионки росло зачарованное безумие жертвы, пойманной в капкан.
Шесть из семи бесформов начали медленно опускаться, каждый нацелился на одного из нас, а седьмой, который летел за Валлой, оказался лишним. Он безвольно повис в воздухе и наконец по-настоящему замер, как парализованный: потерял цель и вместе с ней всякое подобие жизни.
В центре каждого из шести чудовищ начала раскрываться кошмарная пасть. Они собираются нас поглотить и сожрать. Подавятся, черти. Происходящее казалось ирреальным, как застывший кошмар в тишине. Воздух вокруг тварей шёл рябью, им приходилось ощупывать каждый метр вокруг и протискиваться сквозь невидимое сопротивление. Было видно, что мир за чертой им неприятен: тут царит воля Гормингара, а они с Чёрным солнцем враги. Но бесформы продавливали пространство и медленно тянулись к нам, содрогаясь в предвкушении.
— Во имя Тьмы! — Оберин прыгнул вверх, как стальное ядро, объятое светом. Он врезался в разинутую пасть, смял бесформа, словно фигуру из пластилина, и начал кромсать трезубцем, яростно рассекая врага. Куски вязкой чёрной плоти разлетались в стороны — но тянулись обратно, словно живые существа, возвращались и моментально врастали.
Это стало триггером для остальных: с нас слетело оцепенение, осталось только желание выжить. Кари вскрикнула и метнулась вбок, облетая своего бесформа по дуге, чтобы ударить сзади. Уилл вознёсся с развевающимися волосами, разводя руки в стороны, а когда чудовищная пасть сомкнулась вокруг него — врубил плазменную дугу, превратив её в кольцо. Шисс выпустил облака ядовитого тумана, в которых мелькали фигуры — и бесформ заглотил ядовитую копию. Орчана издала боевой клич и жахнула пятиметровой палицей по пасти врага.
Всё смешалось: мелькание, крики; я перестал видеть, как дела у других. Весь мир сошёлся к моему бесформу, вязкому, как живой клокочущий мазут. Щупальца обвились со всех сторон, трёхметровая пасть надвинулась заглотить; я резким прыжком ушёл вверх и рассёк один отросток. Вершитель прорубил его тяжело, с паршивым ощущением: по металлу прошла спазматическая волна отдачи. Я взлетел над чудовищем и упал сверху, чтобы проткнуть мечом мозг.
Но у бесформа не было мозга.
Внутри массы не было никаких органов, только жадное содрогание скверны, и атаки меча причиняли ей мало урона. Щупальца похватали со всех сторон, я отсёк
Удары наносили ему какой-то вред, тварь не могла срастаться бесконечно — просто я кончусь гораздо раньше. Отростки облепили, сноровисто лезли к шее и лицу, пытаясь меня сковать — при этом каждое щупальце просачивалось внутрь, втекало под доспех и под одежду, рвалось к телу. Локоть покоробила стягивающая боль — чёрная жижа затекла под рукав, и моя кожа мгновенно побагровела и распухла, покрывшись волдырями. Это походило одновременно на аллергию в крайней форме и на мутацию, как в фантастическом кино. Меня прошиб пот: не дать жиже попасть в лицо!
Щупальца рвались со всех сторон, мне не хватало рук и ног, чтобы их отбивать и блокировать; нет, физически справиться с бесформом нереально. Впрочем, такого плана и не было. Бутылка с бензином лопнула, жидкость расплескалась по чёрной пасти, зажигалка щёлкнула и улетела в неё, пламя вспыхнуло и жарко растеклось по рвущимся ко мне жвалам и многочисленным языкам. Огонь оказался бесформу не по нраву! Чёрную плоть затрясло, нутро извергло утробный крик, я обрубил ещё два отростка и высвободил плечо… но левая рука вынужденно упёрлась в смыкавшуюся пасть, чтобы не дать ей закрыться — и ладонь целиком ушла в жижу. Скверна втекла под перчатку, кожа взбугрилась, пальцы скрючило от боли: мои мышцы отторгали живую скверну, а она коробила их и терзала.
Щупальце ударило в лицо… Едва успел отбить мечом.
Мне ещё не бывало так страшно, ни одно испытание Башни не проникало так глубоко, внутри всё тряслось от напряжения и первобытного ужаса, который едва получалось подавить. Бесформ справился с болью от огня: жидкая плоть обернулась шиворот-навыворот и втянула горящие части внутрь, задушив огонь. Я использовал эту секунду, чтобы вырваться и отпрыгнуть как можно дальше, но не смог — отростки вцепились в ноги, бока, липли к доспеху и лезли в лицо. Кари пронзительно крикнула, Орчана взревела, в голосе отважной девчонки звенела нота страха. Чёрный мазут расползался по мне, захватывал руку, локоть и ногу, все мышцы свело. Моё тело пыталось сопротивляться скверне, кожа вздувалась и бугрилась, покрываясь волдырями, боль застряла в горле, я не мог дышать…
Лорд Оберин поднял в воздух скалу и обрушил её на своего бесформа, удар пошатнул всех вокруг, и моя голова угодила в жадную смыкавшуюся пасть. И только тогда, в самый последний момент в солнечном сплетении родилась обжигающая, очищающая боль.
Я весь по контуру вспыхнул бледным пронзительным огнём. Чистота очнулась от ступора и распахнулась, как вихрь концентрированной ненависти. Она ненавидела скверну гораздо сильнее, чем обычную магию. Искра Гормингара замерцала в унисон, забилась в ладони и породила яркий свет, который пронизал мой меч. Когти спазма разжались и наконец-то я смог вдохнуть!
Две неудержимых энергии: бледный огонь Чистоты и солнечный свет Гормингара, — вырвались наружу. В каждом месте, где отростки прикасались ко мне, они начали испепеляться: жидкая плоть выкипала и разлеталась хлопьями жирного чёрного пепла. Вершитель запел, рассекая воздух, я наносил удары как безумный, кромсая бесформа — и эти раны уже не могли зарасти. Свет Гормингара умерщвлял края прорубленной плоти, и они теряли способность к регенерации.
За несколько секунд утробно кричащая масса уменьшилась вдвое: часть испепелилась от соприкосновения с Чистотой, часть разлетелась ошмётками. Меня полностью захватила аж тройная ненависть: раненого и нарывающего тела, которое хотело выжить; леденящей Чистоты, которая жаждала выжечь скверну; и частицы Гормингара, которая стремительно и вдохновенно рвалась уничтожить врага. Я почти потерял способность самостоятельно мыслить и превратился в одержимого аватара этой ненависти: с пугающим рёвом бросился прямо в пасть бесформа, чтобы выжечь, испепелить, разрубить его изнутри.