Башня континуума
Шрифт:
Заслуги Холлиса перед Империей были неоспоримы. Он был абсолютно предан и абсолютно безжалостен. Человеческая жизнь не стоила для него ничего, если речь заходила об интересах государства. Любая жизнь. Включая и жизнь благого Василевса, которому Холлис доселе истово и благородно служил.
Государь это понимал. Не мог не понимать. Но, покуда польза от Холлиса превышала потенциальный вред, который он мог нанести, государь предпочитал держать его рядом. И закрывать глаза на ужасное недомогание Холлиса, весьма распространенную болезнь сотрудников
Страдая от своего пагубного пристрастия, Холлис был вынужден трижды в день впрыскивать себе дозу очищенного услада-плюс. Одной дозы хватило бы, чтобы убить на месте двух взрослых, здоровых мужчин. Одновременно Холлису требовалось принимать уйму препаратов, нейтрализующих действие услада, который являлся не просто наркотиком, а еще и сильнейшим мутагеном.
Из-за многолетнего употребления разнообразной химии Холлис совершенно облысел, пожелтел и пожух, а скверно пошитый серый костюм болтался на нем, будто на пленнике концлагеря. Глаза его давным-давно утратили прежний блекло-голубой цвет и светились изнутри фосфоресцирующим ярко-желтым светом, тогда как белки почернели. Его ногти, зубы и слизистые оболочки ротовой полости тоже ярко светились и фосфоресцировали. Он походил на мертвеца, поднятого из могилы ритуалом вуду.
— Доброе утро, государь, — поздоровался он, стоя очень прямо и не думая кланяться.
— Сядьте, Холлис, — ответил Император, прикрыв глаза ладонью, — и не смотрите на меня. Вы меня пугаете.
Холлис без тени обиды кивнул, сел, но чай пить не стал, а попросил стакан обычного кипятка. Залпом проглотив дымящийся кипяток, он откусил с края стакана и с леденящим хрустом принялся жевать толстое стекло. Ричард весь передернулся и едва не поперхнулся жареной колбасой, которую уплетал за обе щеки.
— Господин Холлис, вы порежетесь.
— А? Не беспокойтесь, лорд Торнтон. Из-за всех этих химикалий мои раны заживают чрезвычайно быстро. И я совершенно не чувствую боли. Не обращайте внимания. Каких-то веществ не хватает в организме. Витаминов или минералов, возможно.
Ричард никак не мог угомониться. Теперь его испытующий взор упал на Верховного Канцлера Милбэнка.
— Что вы делаете? — рыкнул Торнтон, заставив подпрыгнуть на столе чашки и блюдца.
— Не пойму, о чем вы…
— О том, что вы сидите здесь и прямо на глазах у государя воруете серебряные ложки!
— Вы спятили! — возопил вороватый Верховный Канцлер.
Ричард на дух не переносил Милбэнка, этого дешевого выскочку и нувориша, и не видел смысла таить своих чувств к нему. Что, как считал Кит, было не слишком осмотрительно, учитывая, что Милбэнк все же занимал высочайший пост Верховного Канцлера.
— Я что, должен подойти и вытрясти ложки из ваших карманов? Вы ведь знаете меня, я подойду и вытрясу! Положите на место! Немедленно! — рявкнул Ричард.
Милбэнк перекосился, но достал из кармана пиджака две ложки и отчего-то перечницу, и нехотя поставил на место. Теперь порядок был восстановлен,
— Что? — переспросил Кит.
Император повторил.
— Как? — переспросил Кит.
Государь поморщился.
— Князь, — проговорил на уни-глаголице, — дражайший Никита Геннадьевич, у вас проблемы со слухом? Вам, быть может, нездоровится сегодня?
— Нет, я абсолютно здоров, благодарю.
— Тогда что именно вам непонятно. Высказывайтесь без стеснения, прошу.
— Нет, мне все понятно, но… я никак не в силах выполнить вашу просьбу, государь.
— Почему, — спросил Константин коротко и чрезвычайно раздраженно.
— Потому что мы вложили невероятное количество средств, времени и сил, чтобы поддержать заводской комплекс Диса на плаву. И я в принципе не понимаю, каким образом ситуация на Дезерет пойдет на лад, если лишатся работы и будут обречены на голодную смерть тысячи невинных жертв этого ужасного конфликта, а также их семьи, жены и дети.
Здоровая половина лица монарха озарилась странной улыбкой, тогда как левая осталась неподвижна, будто гипсовая маска смерти.
— Ох, голубчик. Да вы серьезно.
— Да! Серьезно! Сколько можно! Это выше человеческих сил! Вы у меня в печенках сидите! Сволочи! Смерть диктатуре! — крикнул Кит.
Да бросьте. Ничего подобного он не крикнул. А молча стиснул зубы и стал ждать, что из этого получится. Молчание, впрочем, ничем не помогло.
— Позвольте, я объясню лорду Ланкастеру ситуацию, — вызвался Холлис, будто примерный школьник на уроке.
— Прошу, — проговорил государь очень устало.
Угольно-черным языком Холлис слизнул с верхней губы крохотный осколок стекла.
— Так вот, лорд Ланкастер. Все просто. Вы поедете на Дезерет и закроете завод. Когда жены и дети повстанцев начнут умирать с голоду, те живо разберутся, кто им настоящий враг, выкурят Сэйнта с приспешниками из подземных бункеров и преподнесут его голову нам на серебряном блюде, запеченную с яблоками. Я правильно излагаю, господин Милбэнк?
Верховный Канцлер все еще сидел пунцовый после недавно пережитого позора, что не помешало ему немедля вляпаться в новый позор.
— Лорд Ланкастер, станете ли вы сговорчивей, если я напомню вам, что ваши так называемые мирные рабочие — тайные, а то и явные пособники крупномасштабного мятежа против Империи и Святой Единой Церкви? Мирные рабочие — говорите вы? Понимаете ли вы, что ваши мирные рабочие в наших военных сводках проходят пособниками повстанцев?