Башня мертвых

пьяная вуаль

Так сухо во рту.

Я упал.

Весь мир исчез.

И только небо.

Я смотрю на него без интереса. Как на куклу, с которой играет ребенок. Я уже взрослый. Мне не интересно.

Вивай что-то кричит мне. Какая она крикливая. Горло же будет болеть.

Заработал маяк. Эленмер балуется. Или это свет другого рода? Как тот, на который идут мертвецы? Я вижу маяк моего конца. Его свет провожает меня. Вивай тоже это видит. Значит… она тоже умирает? Все мы умрем в конце концов. Что после смерти, неужели пустота? Или рай? Но ведь наш рай здесь! Так говорил Рондо. Но

я так не считаю. Мы его еще не построили. Нам нужно куда больше времени, чтобы не было таких судеб как у Альтера. Наш рай наступит тогда, когда дети не будут страдать.

Исходящие от маяка лучи искривляются. Свет пламенеет. Он жжет глаза. Жжет все вокруг. Ты не бесполезна, Элен. Ты – чудо, Элен.

Элен.

Эленмер…

Элен.

XVI. Вера раз, вера два и вера три

XVI

Вот что интересно. В Юсдисфальском королевстве было распространено три верования. Первая (известная всем) вера в Единого бога, давшего начало всем живым существам в нашем мире, а теперь планомерно забирающего души обратно (так считал Рондо). Вторая – эльфийская. По ее версии существовал низший мир, в котором живые существа были смертны, а в верхнем мире (нашем мире) существа были божественны и не могли умереть. Величайшем грехом до прихода Смерти было отнять жизнь бессмертного. Это было крайне сложно сделать, но способы находили. Жерло вулкана Трогас не пощадило ни одного бессмертного. Рядом с жерлом проходили жестокие судилища, которые когда-то проводил первый в королевском роду Юсдисфала. Король Ультриций Первый был ненавидим эльфами за свою жестокость и за то, что он проповедовал веру в Единого бога.

И вот третья… самая старая. Самая забытая и маленькая по числу верующих душ. Вера в Небесный квартет, как ее называли у нас в столице или Четверть мира, как ее называли сторонники. Среди четырех богов был один, имя которого просто запомнить – Крауберт Провожающий. Он же был богом смерти. В древних писаниях упоминалось, что люди, доживавшие до пятидесяти лет считались его избранниками и возводились в ранг Мудрецов Четверти, если они, конечно, принимали данный сан.

Смерть была. Она существовала всегда. Все считали это чушью до того, как появился Кафиниум.

– И что мне с ним делать? – голос Вивай.

– Залей ему в рот весь пузырек. – Альтер.

– И он выживет?

– Не знаю.

Я попробовал открыть глаза. Не получилось. Тогда попробую слушать.

Плеск волн о борт нашего «великого» корабля. Скрип весел. Гребут двое.

– Вечереет… - проговорила Элен.

Она была на другом конце лодки. Наверняка сидела на носу набросив одну ногу на другую, а ее огненные волосы обдувал ветер. А мы с Вивай были на корме. Я лежал головой на ее мягких, как облако, коленях.

Тут она совсем не мягким движением запрокинула мою голову и сдавила щеки. Моя челюсть вывалилась, обнажив сухой язык. Живительный сок обласкал его и потек в горло. У меня получилось сглотнуть не закашляв.

– Спасибо. – сказал я уверенно, словно и не умираю.

Вивай немного испугалась, но потом (я уверен) улыбнулась.

–

Выздоравливай, Крау. – мягко произнесла она, насколько это было возможность с ее высоким пестрым голосом.

Я не нашел сил, чтобы ответить. А ведь она продолжала со мной говорить!

Все тело горело. Опять накатывал жар.

Итак, Элен что-то сделала, и мы остались в живых. Хотя и странно сейчас подводить итоги. Отчего-то я был уверен, что умру. Еще не разу не видел тех, кто выжил бы после протыкания мечом насквозь. Но ведь то была черная сталь… кто знает, хотела она моей жизни или нет? Надеюсь, они взяли меч с собой.

Вивай потрясла меня, но было уже поздно. Тьма ждала. Но вечная или мимолетная? Сейчас или немного позже?

И что это была за тварь? Лучше бы Смерти написать указ о моей неприкосновенности, если я ей действительно «нравлюсь».

XVII. Исцеление

XVII

Я открыл глаза и увидел над собой уставшего Рондо, читавшего мне молитву. Я посмотрел вперед и увидел спину Альтера. Меня несли на носилках.

А еще я знал, что умираю. Черная сталь меня не пощадила. Боль паутиной расползалась от груди и спины по всему телу. Меня тошнило, морило жаром, каждый удар сердца заводил молоток, бьющий по голове. Если ты чувствуешь боль – значит ты жив. Я любил продолжать эти слова: «но скорее всего ненадолго».

Высокий потолок был едва освещен. Он состоял из огромных темно-синих плит, наслаивающихся друг на друга. Стен я не увидел. Чем дальше, тем гуще копилась чернота.

Мое сознание словно было отделено от тела. Пока язык в бреду бормотал о Смерти и смерти, я наблюдал за этим со стороны. Недостойны были эти речи, чтобы их произносил Крау, поборник с разумностью.

Мы двигались быстро. Стук сапог Элен слышался где-то позади. Вивай бежала рядом.

– Неважно, веришь ли ты в судьбу, либо в удачу, - сказал Альтер, - молись им обеим.

Но я знал, что молиться нужно Смерти.

Вдали горел яркий белый свет.

Носилки бросили подле него.

На белом троне восседала девочка. Она выглядела более мирно, чем прошлый разумный обитатель Кафиниума. Невинное белое платье было обвязано черным с острыми серебряными зубьями ремнем. И на сотни метров вокруг ничего.

– Привет. – сказала она вкрадчивым тоненьким голоском.

– Кто ты? – спросил ее Альтер.

– Люмиль, любимица публики, милая хранительница башни. – она радостно хлопнула в ладоши, - Я люблю есть сахарную вату и попкорн, когда вы воюете. А ты что любишь есть?

– Маленьких девочек. – ответил Альтер, улыбнувшись во все зубы, - Шучу. Люблю стейки.

– М-м-м… - простонала Люмиль, - Их я тоже люблю, но больше всего их любит Ларгос. Вы его видели, он с крылышками.

Девочка жестом показала крылья.

– Да, было дело… - ответил Рондо.

– Люмиль, ты можешь нам помочь? – Элен выступила вперед. – Наш спутник умирает. А он ведь тоже любит сахарную вату!

– А, он? – Люмиль перевела взгляд на мертвеца, барахтавшегося на полу, - Он проживет еще один час по вашему времени. Госпожа немного расстроится…