Башня. Новый Ковчег 2

Букреева Евгения

…как пакля…девочки…припёрлась…волосы распущенные…перед Савельевым…

Анна совсем не думала, что она делает. Ей просто было нужно… просто… Она ринулась в отцовскую спальню, но быстро поняла, что там этого скорее всего нет, и, не дойдя, резко свернула в комнату Лизы. Подбежала к столу, нетерпеливо смахнула со столешницы разбросанные в беспорядке рисунки и карандаши, порылась, но того, что искала, не нашла. Остановилась в задумчивости и, почти мгновенно сообразив, метнулась к большой пластмассовой коробке в углу. Здесь её сестра хранила игрушки, лоскутки и обрезки ткани и, покопавшись, Анна выудила большие ножницы с толстыми закруглёнными

концами. Прямо здесь, в Лизиной комнате, Анна перехватила поудобнее левой рукой растрёпанные волосы и, чуть повернув в сторону голову и плохо видя, что она делает, другой рукой быстро заработала ножницами, пытаясь перерезать толстую косу. Волосы были густыми и жёсткими, а ножницы тупыми, стричь ими было неудобно, неловко, но Анне было нужно избавиться от ненавистной косы-пакли, и она, сжимая и разжимая ножницы, с усилием продвигалась дальше и дальше, врезаясь всё глубже в непослушные пряди волос. И только когда отрезанная коса тяжело упала на пол, Анна вдруг с ужасом поняла, что она наделала. Поняла и расплакалась — наконец-то расплакалась громко и горестно…

— Ань, ну ты чего? Куда убежала? Что… Ань, ты чего, ты подстриглась что ли?

Пашка стоял на пороге, сжимая в одной руке Аннин рюкзак, который она оставила в классе, и не сводя с неё недоумённого взгляда. Анна, не дослушав его, развернулась и пошла к себе. Он двинулся следом.

В комнате он остановился и как-то совсем растерянно произнёс:

— Змея опять орала… Слушай! — он шагнул навстречу и опять замер. — Ты зачем…

Он сделал пальцами несколько движений, имитирующих ножницы.

— …зачем обрезала?

— Захотела и обрезала, — Анна вскинула голову. — Тебе-то что?

— Мне? Мне ничего… только, Ань… там неровно у тебя… сзади.

— Ну и пусть!

— Змея же завтра начнёт перед всем классом высмеивать, — Пашкин голос звучал совсем потерянно.

Он был прав. Змея или Зоя Ивановна, их классный руководитель и редкая стерва, вряд ли упустит такой момент. Анна опять вспомнила злые насмешливые голоса девчонок, круглые фарфоровые глаза-плошки Мосиной и почувствовала, что сейчас расплачется. Пашка понял это мгновенно.

— Ань, ты только не плачь. Мы сейчас всё исправим. Где у тебя ножницы? Давай неси их сюда.

Вооружившись ножницами, Пашка повернул её к себе спиной и принялся ровнять непослушные жёсткие волосы. Он громко пыхтел сзади и время от времени чертыхался. Видимо, получалось у него неважно, тупые ножницы стригли плохо, но Пашка старался.

— Чёрт, — он остановился. — Воротник мешает.

Она попыталась отодвинуть воротник, чтобы ему было проще, но это почти не помогло.

— Давай снимай рубашку! — скомандовал Пашка.

Анна вздрогнула, но подчинилась. Расстегнула пуговицы и торопливо стащила с себя рубашку, неловко покрутила в руках и бросила на стоявший рядом стул.

— Ну вот так лучше… — он споткнулся, видимо, только сейчас сообразив, что произошло. — Сейчас…

Он замолчал и с каким-то остервенением опять принялся за работу.

Прошла,

наверно, целая вечность. Анна чувствовала его горячее дыхание на своём затылке, иногда он касался пальцами её шеи, голых плеч и тут же одёргивал руку, как будто боялся обжечься.

— Вот, кажется, теперь всё, — пробормотал он наконец и затих у неё за спиной.

В воздухе повисло дурацкое, тревожное молчание. Они оба не знали, что делать.

— Ань, ты повернись, — Пашкин голос звучал хрипло и неуверенно. — Повернись ко мне. Я посмотрю… посмотрю, ровно ли с обоих боков…

Анна медленно повернулась, и её глаза оказались почти вровень с его глазами. Спокойными серыми глазами, в которых отражалась её комната, она сама и весь мир. Эти глаза были так близко, так непривычно близко, что Анна даже не сразу поняла почему.

Она всегда была выше его, высокая, худая, несуразная, и настолько привыкла к этому, что почти не замечала. И вдруг… господи, когда он успел так вымахать — догнать и перегнать её.

— Кажется, ровно, — он поднёс руку к кончикам Анниных волос, но неожиданно коснулся пальцами её щеки, застыл на мгновенье, а потом — это произошло так быстро, что она не успела ничего понять — его губы торопливо коснулись её губ...

Резкий стук в дверь заставил их отскочить друг от друга. Она заметалась по комнате в поисках рубашки, забыв, что бросила её на стул. Пашка опомнился первым, схватил эту злополучную рубашку, в замешательстве протянул ей.

— Спасибо, — она отвернулась, неожиданно осознав, что стоит перед ним в одном лифчике, мучительно покраснела, принялась напяливать на себя рубашку, в спешке не попадая в рукава. Наконец справилась и, застёгивая на ходу пуговицы, побежала в прихожую, оставив растерянного Пашку одного посередине комнаты.

— Я думал, тебя дома нет. Что случилось? А Пашка у тебя?

Борька, которому Анна открыла дверь, выпалил всё разом и, не дожидаясь её ответа, прошёл в комнату.

— Пашка, ты тут? Аня, ты чего из школы сегодня смоталась? Э, да чего тут у вас происходит? — Борис удивлённо уставился на застывшего с ножницами в руке Пашку, потом перевёл глаза на Анну. — Чего такое… ты подстриглась?

— Ну вот ещё один! — Анна дёрнула плечом, подошла к Пашке, забрала у него ножницы и вышла.

— Ань, ты куда? — крикнул Борька ей вслед.

Диван у них в гостиной был неудобный, маленький, тесный, продавленный посередине. Но они его почему-то любили. Вот и сейчас, сидели все втроём, тесно прижавшись друг к другу — она посередине, а Борис с Пашкой с обеих сторон. Дотошный Борька допытывался, что произошло, она отнекивалась, Пашка напряжённо молчал.

— Ладно, — Борис вздохнул. — Не хочешь говорить — не говори.

Он ударил себя по коленам, чуть наклонился вперёд и обратился к Пашке:

— Ну куда сегодня? Или ты опять с этой своей дурой Мосиной? Нас с Аней уже тошнит от неё, правда, Ань?

Она не успела ответить, Пашка перебил. Он повернул к ней веснушчатое раскрасневшееся лицо.

— Хочешь, Ань, я её брошу? Совсем-совсем.