Бастион
Шрифт:
Вот появились лоталли, тридцать пять или сорок полуросликов. Ну, относительно полуросликов. Они тащили лопаты, кирки, носилки и веревки. Один из них плелся в самом конце, с трудом удерживая свой инструмент. Он вызывал впечатление больного, шел медленно, слегка покачиваясь, на бледном лице замерло страдальческое выражение. Руки бедолаги были обмотаны белыми тряпицами, сквозь которые проступала кровь. Я еще раз взглянул на его лицо, да это же раб Эфелиты! Он приносил мне записку от целительницы. Вчера он был полностью здоров. Руки. Ох, не зря я вчера не стал прикасаться
От камня крепостной стены шло тепло. День сегодня выдался погожий, и я впервые увидел на небе голубую высь вместо серой хмари. У того места, где стоял я, кто-то забыл свой лук. А может и не забыл, а просто оставил возле запаса стрел, топорщащихся белым оперением из деревянной бадьи.
Под стенами, в обрамлении высоких гор, равнина убегала зеленой далью. Жужжали насекомые, откуда-то доносилась птичья трель. И даже разъезды гоблинов вдалеке смотрелись мирно.
Лоталли и их охрана потянулась за ворота. Когда они вышли, наездники на ящерах насторожились, но сообразив, что это не вылазка, принялись мирно наблюдать. Лоталли остановились возле места, где камни выглядывали из воды. Пехота растянулась цепью, ограждая их от неожиданного наскока.
Рабы принялись за работу. По грудь в воде, они расшатывали камни, обвязывали их веревками и с дружным: «Эх!», вытягивали из воды. Часть из гоблинского разъезда помчалась назад, в невидимый для нас лагерь врага. Пелерин тоже не стал держать своих всадников за воротами. Дав команду: «Верхом!», он тихой рысью вывел своих бойцов на равнину. Забавно видеть, как три-четыре десятка рабочих охраняют полторы сотни воинов. Бывают же моменты, когда рабочая сила становится куда важнее силы вооруженной.
Лоталли продолжали работу. Они выудили почти полдюжины здоровенных каменюг и складывали их возле рва. Другие рабы раскалывали камни кувалдами, грузили на носилки и затаскивали в крепость. Я нашел взглядом раба Эфелиты. Бедняга старался работать наравне с остальными, но это у него плохо получалось. Инструмент выскакивал из рук, ухватиться толком он ни за что не мог, да и силы покидали его. Наконец, другие лоталли привязали веревку к ручкам носилок, накинули ему на шею и он, словно запряженный в хомут, принялся таскать дробленный камень.
— Наблюдаешь за работами?
Мягкий женский голос отвлек меня. Я повернулся. Передо мной стояла Олета.
Глава 10
— Бездельничаю, — ответил я. — Дуэндал так и не нашел для меня занятия.
— Ты хорошо проявил себя в последние дни, — ответила она. — Вон, даже Священный Свет обратил на тебя взор.
Олета указала на мое ранговое ожерелье.
Она подошла и встала рядом. На ней не было плаща и плоской черной шляпы, в которой я ее увидел впервые. Ветерок трепал черные волосы эльфийки. Зеленая рубаха с глубоким вырезом провоцировала воображение.
— Да, теперь я полностью зрелый мужчина, — пошутил я, вспомнив,
Она улыбнулась. Повернулась ко мне и заглянула огромными зелеными глазами прямо в душу:
— Знаешь, может быть, как созревший мужчина ты пригласишь меня провести время в тихом уютном месте?
— Эээ да, конечно, только уютных мест тут не особо.
Она непонимающе взглянула на меня:
— А как же тот прудик, на берегу которого ты любил сидеть?
Прудик, прудик. Какой еще к черту прудик? А вот он! В этот раз память Охренуэля не подвела, выдав воспоминания о тихом лесном пруду, недалеко от Бастиона.
— Эй, Гун, с тобой все в порядке?
— Да, конечно. Ты права, лучше этого места и быть не может. Давай сегодня, на закате?
— Какой ты, однако, романтичный, — усмехнулась Оленька. — Закат, природа. Может быть и стихи прочитаешь?
Стихи? Ну, откуда я могу знать стихи? «В лесу родилась ёлочка», тут явно не подойдет.
— Постараюсь что-нибудь сочинить к вечеру, — улыбнулся я.
Идеальные брови Оленьки взлетели, пухлые губы раздвинулись в улыбке.
— Как интересно, буду ждать с нетерпением.
Ек макарек, Игорь, что ты несешь? Какие стихи? Откуда ты их возьмешь? «Буря мглою небо кроет»? Кроет, ешкин кот! Оленька явно лишала меня способности соображать.
— Не буду мешать тебе бездельничать, — промурлыкала Оленька. — Мне-то Маленкорх всегда найдет дел. Ну и да встречи, на закате!
При словах «на закате», ее голос наполнился ядовитой насмешкой. К чему бы это? Глядя, как эльфийка уходит, покачивая бедрами, я наконец-то сообразил! Можно же было без всякого заката! Ой, я и баран! Стихотворец, ляха-муха!
Эх, ладно, чем дольше ожидание, тем слаще награда! Да и вообще, то ли самое она имела ввиду? И имела ли ввиду что-то вообще? Нет, эта девица явно убивает мои умственные способности.
Пока я беседовал с Оленькой, а затем застывшим столбом с разинутым ртом, смотрел, как она удаляется, за стеной началось какое-то движение. К гоблинам стало прибывать подкрепление, их собралась уже добрая сотня. Без сомнений, они собирались помешать очистке рва. Наши тоже заметили это. Пехотинцы перестроились в два ряда, готовые встретить атаку зеленокожих.
Пелерин тоже выстроил своих всадников, готовых в любой момент броситься на перерез двуногим ящерам.
Три десятка зеленокожих наездников двинулись вперед, растянувшись цепью. Достигнув расстояния выстрела, они принялись осыпать лоталли стрелами. Несколько рабов повалились прямо в воду, другие принялись спешно выбираться из рва и побежали к воротам. Эльфийские пехотинцы отступали слаженно, угрожая гоблинам длинными пиками.
Тем не менее, обстрел делал свое дело. Все больше лоталли падали убитыми и ранеными, появились жертвы и среди эльфов. Если гоблинам не помешать, то вскоре они перестреляют всех рабов и возьмутся за их хозяев. Видимо, Пелерин рассудил так же. Он бросил свой отряд на стрелков, всадники смяли часть из них, остальные отступили.