Батарея держит редут
Шрифт:
Аббас-Мирза рассчитывал быстро разделаться с Красовским, у которого было менее четырех тысяч человек, однако действительность опрокинула его планы. За полтора месяца русские сделали свой лагерь неприступным, персы и их предводитель смогли в этом быстро убедиться. Единственно, в чем не преуспели наши войска, так это в борьбе с разной ползающей нечистью. Скорпионы, тарантулы, каракурты, фаланги и прочие твари яростно набросились на пришельцев, от их укусов пострадало несколько десятков человек. Пробовали с ними бороться, ограждаясь канавами и огневыми кольцами, но особого успеха не добились и были вынуждены смириться. Странно, но в отсутствие яростного противодействия утихла и нечисть.
Не то персы, они все более набирались яда, готовясь к сокрушительному поражению
Появление многочисленного неприятеля у стен монастыря не испугало его обитателей, им уже не раз приходилось выдерживать вражескую осаду. Комендантом Эчмиадзина был подполковник Линденфельден. На предложение о сдаче он ответил коротко: «Не сдам!» – и обратился к каталикосу Нарсесу:
– Благослови, святой отец, на защиту обители.
– Да поможет тебе Господь и святой Эчмиадзин, – ответствовал тот, – мы станем усердно просить их о помощи.
Но Нерсес не только молился, он обратился к братии с просьбой найти охотников добраться до Красовского и попросить его выручить монастырь. Вызвались двое, которые отправились в ту же ночь. Беднягам не повезло, персы перехватили их чуть ли не на пороге обители и подвергли жестоким пыткам: выкололи глаза, отрезали носы, обрубили уши и пятки. Утром их полуживых подбросили к стенам монастыря. Те, разумеется, не могли сказать и слова, но злодеям того и не требовалось, они просто хотели показать, что случится с защитниками в случае их упорства. Наши несколько приуныли, тогда вызвался Болдин. За время пребывания в монастыре он познакомился со всеми его обитателями, а с некоторыми и подружился, в том числе со старцем Григором, охочим до разных придумок. Пришел он к нему и попросил запустить свой воздушный шар – нужно, дескать, посмотреть на неприятеля, обложившего монастырь, и определить, где лучше всего через него пройти. А в помощь ему привел неизменного Равильку.
Григор охотно откликнулся. Когда начало темнеть, развел он с Равилькой костер и стал готовить свой шар к подъему. Это дело много времени не заняло, скоро шар с поручиком устремился вверх. В августе на Кавказе ночи темные, а эта и вовсе выдалась такой, что хоть глаза выколи. Земля скрылась из виду, что и позволило Павлу быстро преодолеть первоначальный страх. Нет ощущения высоты, так и бояться нечего. Тем ярче полыхали огни костров в стане персидского войска, обложившего монастырь. Как пробраться через них? Помолился Болдин и дал команду Равильке, как было между ними условлено. Тот рассуждать не привык – «раз бачка прыказал, делать нада», – взмахнул своим ножом и перерезал державшую шар веревку. В одном, правда, ослушался и из рук ее не выпустил, так вместе с шаром и взмыл в черное небо.
В мрачной неизвестности совершался этот полет. Благо ветер, который обычно начинался ближе к вечеру, продолжал прилежно дуть из Эриванской долины в сторону гор и потому нес шар в нужном направлении. Огни внизу скоро кончились, беззвучный полет продолжался в кромешной тьме, Павел потерял счет времени и не мог ориентироваться в пространстве. Ему не раз казалось, что все это происходит не с ним, он растирал щеки, проводил по молодой щетинке отращиваемых усов, что на некоторое время возвращало к действительности, а потом все начиналось сначала. Внезапно снизу до него донеслись какие-то звуки. Подумал, что почудилось, но звуки не прекращались, и он стал вслушиваться.
– Стой, бачка, падать буду... – наконец различил он голос Равильки. Бедняга из последних сил держался за кусок отрезанной веревки и, вероятно, уже готов был упасть на землю.
– Что ж ты наделал, дурья башка? – не смог удержать досады Болдин. Шар ощутимо дрогнул: и снизу донесся всплеск от
Повезло обоим: Болдину потому, что угодил в воду в десяти саженях от берега, а Равильке – что оказался не так далеко от своего «бачки». Им удалось довольно быстро выбраться на берег. Они в изнеможении растянулись на земле и через некоторое время пришли в себя. Выжали одежду и собрались было отдохнуть, но темная холодная ночь на давала такой возможности. Днем испепеляющая жара, ночью – холод, что за странный край? Повертевшись на каменистом ложе, решили продолжить путь. Но куда? Слава богу, Равилька, которому самой природой было заложено выходить из трудных положений, повел носом и указал: «Туда нада!» Болдин даже уточнять не стал куда. Не к персам же предлагает идти боевой товарищ. Они двинулись в указанном направлении, убыстряя ход, чтобы согреться. Сначала шли в кромешной тьме, но вот по ходу засветлело, и небо вдруг озарилось светом всходящего солнца. Болдин подумал, что только в этих краях переход от мрака к свету совершается так быстро. Следовало бы немного передохнуть, так как начинала сказываться бессонная ночь, и ноги отяжелели. Однако хотелось пройти как можно больше до наступления жары. Она и правда быстро приближалась, солнце жгло все сильнее, некоторое утреннее оживление в воздухе и в пожухлой траве перешло в безмолвие начинающего зноя. Где-то впереди синели горы, до них было вроде бы не очень далеко, хотя время шло, а они так и не приближались. Все застыло на месте и погружалось в сон: удручающее безлюдье, однообразие выжженного плато и угрюмые горы.
Они улеглись возле нескольких безлистных саксаулов, не дававших даже малейшей тени, и сразу опрокинулись в тяжелый сон. Сколько прошло времени, Болдин не ведал, когда же очнулся, Равильки возле себя не обнаружил. Куда мог подеваться этот непоседа? Вокруг было по-прежнему пусто и безмолвно. Он покричал и не услышал ответа, казалось, что громкие крики утонули в вязком зное. Болдин посидел, свесив голову. Временем на поиски пропавшего товарища он не располагал, нужно было спешить в лагерь за помощью осажденному монастырю. Пришлось продолжить свой путь в одиночестве. Лишь через четверть часа услышал он крики и увидел приближающегося всадника – то был Равилька, тащивший на поводе другую лошадь.
– Вот, бачка, – как ни в чем не бывало проговорил он, – пришел кобыл...
– Ты где был? – изумился Болдин.
– Там... – махнул Равилька куда-то в сторону, – лежал, перса слушал.
– Ну и что?
– Далеко был, не слышал...
Павел уже сумел узнать его нрав: если не захочет, ничего не скажет, сколько ни добивайся. Махнул рукой и сел на лошадь – седло с высокой лукой, не иначе как принадлежало какому-нибудь персу.
– Где взял?
– Аллах послал! Едем, бачка, шибко быстро...
Так и есть, мошенник увел лошадок и теперь ожидал погони. Болдин не стал продолжать расспрос и послал лошадь в карьер. Им повезло, преследователи, если они и были, потеряли след, езда проходила благополучно вплоть до самого Джангулинского лагеря.
Узнав об осаде монастыря, генерал Красовский призвал на военный совет командиров частей. Собственно, решение идти на выручку монастыря он принял сразу, оставалось только уточнить, какими силами. Их оказалось немного, в батальонах насчитывалось едва ли по 450 человек, а казачьи полки могли выставить что-то около 300 всадников. Всего годных к боевым действиям насчитывалось не более двух с половиной тысяч, остальные болели или пребывали в немощном состоянии. Однако в русской армии не прибегали к скрупулезным расчетам, когда речь заходила о выручке боевых товарищей, и командиры с решением Красовского о немедленном выступлении согласились безоговорочно. Отданный приказ предписывал войскам выступить на рассвете следующего дня.