Батый
Шрифт:
– Он здесь, около твоего шатра. Он охраняет иноземных мусульман.
– Это не его дело. Я звал его – он должен быть здесь.
– Ослепительный! Он сам не идет.
Бату-хан встал и быстро вышел из церкви. Около паперти, прижавшись друг к другу, сидела группа людей в больших белых тюрбанах и цветных ватных халатах, отороченных мехом. Одни причитали, другие твердили молитвы. Около них стоял Хаджи Рахим с поднятой рукой, в которой при ярком лунном свете блестела золотая пайцза.
Группа монгольских воинов стояла в нескольких шагах, подняв над головой мечи. При каждом их движении мусульмане принимались кричать,
Бату-хан сказал несколько слов стоявшему рядом толмачу. Сторожившие монголы отшатнулись. Они попытались убежать, но из темноты выступили «непобедимые» с обнаженными мечами и остановили их.
Толмач обратился к монголам:
– Пожравшие своего отца, желтые дураки! Бродячие глупые собаки! Зачем вы здесь, около порога джихангира? Пожалейте свою красную жизнь толщиной в нитку!
Монголы загалдели, перебивая друг друга:
– Мы поймали добычу, она наша… Ее у нас отнимают. Это торгаши… Мы их зарубим, возьмем их золото и серебро. Они были вместе с урусутами! А этот мусульманский колдун с длинной бородой поднял над ними золотую пайцзу Священного Воителя. Пока он держит пайцзу, мы их не тронем. Когда он опустит руку, мы заколем торгашей и разделим добычу…
Бату-хан топнул ногой:
– Сейчас вы услышите мое решение. А вы, мусульмане, отвечайте! Где ваша родина? Как ваши имена? К кому у вас нужда? Говорите скорее!
Купцы, стоявшие на коленях, склонились до земли. Один, благообразного вида, с длинной черной бородой, выпрямился и сказал:
– Мы люди разных стран, но мы одной веры – сыны Мухаммеда. Мы – купцы, приехали торговать в твоем войске. Наше золото и серебро послужит для общей пользы: мы скупаем у воинов продаваемые ими вещи и сами продаем сушеный виноград, фисташки, имбирь, вино, хлеб и все, что нужно для твоих великолепных храбрецов.
Бату-хан указал на Хаджи Рахима:
– Вы знали раньше этого человека?
– Нет, мы его увидели впервые в тот миг, когда он поднял над нами золотую пластинку.
– Вы обещали ему награду?
– Мы обещали и снова обещаем награду за наше спасение. Но он сказал, что дервиши и имущества не имеют, и золото презирают.
Хаджи Рахим прервал:
– Да, презирают золото, кроме золотой пластинки с твоим именем.
Бату-хан заговорил горячо и резко:
– Слушайте вы, купцы! Бату-хан проходит по разным странам и покоряет народы. Кто мне не покоряется, тот увидит смерть. Кто вносит беспорядок, как вы, – указал он на монголов, – тому мои «непобедимые» ломают спину…
Монголы упали в снег и завопили:
– Прости нас, великий джихангир!
– Вы, купцы, пойдите к Субудай-багатуру. Он проверит, кто из вас действительно купец. Каждый купец получит пайцзу и будет ездить с моим войском и свободно торговать. Кто же окажется лгуном, тому разобьют затылок и бросят собакам. А вы, шатуны, бродяги, отошедшие от своего отряда, вы из какого тумена?
– Из тумена сына великого кагана Гуюк-хана.
– Я так и знал. Вы не цените того, что находитесь в войсках будущего кагана, и позорите имя Гуюк-хана. Субудай-багатур, проверь, из каких отрядов эти шатуны, отрежь каждому правое ухо и с охраной отошли их обратно в лагерь Гуюк-хана.
Монголы снова подняли вопли, прося милости. Бату-хан, не обращая на них более внимания, взял за рукав Хаджи Рахима и повел его за собой.
В
Священник в рясе, придерживая рукой серебряный крест на груди, тихо ходил по церкви и, крестясь, прилеплял восковые свечи перед каждой иконой. Это он делал по приказу монгольского владыки, который ему заявил через толмача: «Я хочу выразить почтение каждому урусутскому богу. Я не хочу, чтобы какой-нибудь урусутский бог на меня сердился и мне вредил».
Священник косился на Бату-хана, который продолжал безмолвно сидеть. Хаджи Рахим ему говорил:
– Я снова умоляю тебя – отпусти меня. Я не хочу быть в этом море крови. Зачем ты истребляешь столько народов, которые хотят жить мирно и свободно?..
– Пусть охраняют мечом свою свободу! Монголы сильнее всех. Вся вселенная должна покориться потомкам моего деда – Священного Воителя.
– Зачем я тебе? Отпусти меня.
– Нет, ты будешь следовать за мной. Я слышу кругом одну лесть. Правду говорят мне только Субудай-багатур, Юлдуз-Хатун и ты… Мое желание – иметь всегда человека, который говорит правду. Конечно, ты должен говорить правду, только когда мы вдвоем. Если ты начнешь меня осуждать при других, я прикажу переломить также и тебе хребет, чтобы другие меня боялись…
– Кто говорит правду, умирает не от своей болезни.
Бату-хан повернулся к священнику, проходившему мягкими шагами по церкви:
– Почему хорошо пахнет?
– Я кадил перед священными иконами.
– Что такое «кадил»? Покажи.
Священник подсыпал на угли кадила ладана и начал кадить перед иконой. Бату-хан засопел:
– Дзе-дзе! Это хорошо! Махай на меня!
Священник испуганно перекрестился:
– Господи, прости мое прегрешение!.. – И он стал размахивать кадилом перед Бату-ханом.
– Чьи боги сильнее? – продолжал Бату-хан. – Урусутские или монгольские?
– Бог один.
– Неправда. Сколько у вас богов навешано по стенам? Богов много, и добрых и злых. А самый могучий – наш бог Сульдэ, бог войны. Он даст нам победу, и все покорятся нашему мечу. Тогда монголы будут править всей вселенной!..
Глава десятая
Последние дни Рязани
…Сий бо град Резань, и земля Резанская, изменися доброта ея, и отиде слава ея, и не бе в ней ничто благовидети – токмо дым и пепел. Не бе бо в граде пениа, ни звона, в радости место всегда плач творяще.
С утра татары подошли близко к рязанским стенам, подтаскивая за собой лестницы. Они были разные: и связанные из нескольких коротких тесин, и сбитые сосновые лесины с перекладинами, были и сделанные наспех из длинных бревен с двухсторонними зарубками.
Под городскими стенами раздавались крики татар, вопли избиваемых пленных, стук топоров и заунывный визг дудок, которыми татарские воины подбодряли себя перед штурмом.
Лестницы стали выдвигаться на стены одновременно со всех сторон. Они представляли некоторую опору для нападающих.