Баудолино
Шрифт:
— У, знал бы ты, до чего жаль, — согласился Баудолино. — Но нас именно одиннадцать. Если Волхвов одиннадцать, ты ими не интересуешься, верно?
— Одиннадцать Волхвов не интересуешься никто. Каждое утро в церкви мы молишься за возвращение дюжины. Вернись одиннадцать, значит, мы неправильно молишься.
— Тут и взаправду ждут Волхвоцарей, — прошипел Поэт в ухо Баудолино. — Надо бы создать видимость, будто двенадцатый на подходе.
— Но чур, Волхвоцарей не поминать, — шепнул в ответ Баудолино. — Мы ходим дюжиной, а остальное пусть сами додумывают. Иначе когда Пресвитер
Потом он снова обратился к Гавагаю: — Ты говоришь, что служишь у Пресвитера. Значит, мы дошли до царства Пресвитера Иоанна?
— Ты подождешь. Ты не можешь говоришь: вот я тут в царстве Пресвитера. Маленько пройдешь и уже говоришь. Так и кто угодно придешь. Вы находишься в большой провинции. Тут Диакон Иоанн, сын Пресвитера Иоанна, он правишь этой землей. Если вы хочешь в землю Пресвитера, только этой дорогой и придешь в его землю. Все путешественники, кто ни придешь, прежде идешь в Пндапетцим. Это великий стольный Диаконов град.
— Сколько путешественников приходило сюда?
— Ни одного. Вы будешь первые.
— Что, вправду к вам сюда не заходил такой мужчина с черной бородой? — спросил Баудолино.
— Я никогда его не видишь, — сказал на это Гавагай. — Вы будешь первые.
— Значит, нам предстоит задержаться в этой провинции и дожидаться Зосиму, — проворчал Поэт. — Кто знает, явится ли он. Может, он еще в Абхазии. Путается в потемках.
— Хуже было бы, если бы он уже дотопал сюда и предъявил местному обществу Братину, — сказал на это Гийот. — У нас-то Братины нет. С чем мы явились бы к ним?
— Спокойнее. На спешку тоже время нужно, — мудро высказался Бойди. — Посмотрим, что тут такое, потом измыслим, что нам делать и когда.
Баудолино сказал Гавагаю, что с удовольствием задержится в Пндапетциме, дабы дождаться подхода двенадцатого, потерянного во время песчаной бури в пустыне за много дней пути до этого найденного ими места. И поинтересовался, где живет Диакон.
— Там, в своем дворце. Я вас поведешь. Лучше сперва я скажешь друзьям, что вы прибудешь. Когда вы прибудешь, тогда праздник. Гости дар Господен.
— А что, тут в траве есть еще исхиаподы?
— Я не думаешь. Но тут недавно, вроде, один знакомый блегм. Хороший знакомый. Это удачно. Обычно исхиаподы не друзья блегмам. — Он засунул пальцы в рот и испустил продолжительный, отлично модулированный свист. Через несколько секунд ковыли раздвинулись и вынырнуло новое создание, очень непохожее на исхиапода. Но зная заранее, что появится блегм, путешественники были готовы видеть именно то, что им представилось. Широкоплечая, очень коренастая фигура с тонкой талией, на двух низких волосатых ногах и без всякой головы, равно как без шеи. На груди, там, где у людей находятся соски, открывались миндалевидные выразительные очи; между ними невысокое вздутие с двумя ноздрями и округлая дыра, весьма подвижная, так что стоило пришельцу заговорить, отверстие заерзало и закривилось в зависимости от того, какие оно исторгало звуки. Гавагай что-то стал втолковывать новоприбывшему и показывал на посетителей рукой. Тот,
Он приблизился к присутствующим и сказал им примерно следующее: — Оуиии, оуиоиоиои, ауэуа! — Посетители дружески предложили ему чашку воды. Блегм достал из заплечного мешка тростинку и, заправив ее в отверстие, расположенное ниже носа, высосал всю воду из чашки. Баудолино предложил ему круглый сыр. Блегм приставил сыр ко рту, тот внезапно растянулся по размеру сыра и еда заскочила в дыру. Блегм сказал: — Эуаои оэа! — Потом поднес руку к груди, то есть ко лбу, как будто в чем-то поклялся, помахал новым знакомым обеими руками и снова нырнул в траву.
— Он дойдешь быстрее нас, — сказал Гавагай. — Блегм не бегаешь как исхиапод, но проворней, чем тягучие животные, эти вот под вами. А кто будешь эти звери?
— Кони, — ответил Баудолино: он так и знал, что в царстве Иоанна не существует лошадей.
— Что такое кони? — спросил любопытный исхиапод.
— Вот как эти самые, — ответил ему Поэт. — Такие точно.
— Я благодаришь. Вы будешь сильные люди, едешь на животных, таких самых, как кони.
— Ладно, послушай. Вот ты говоришь, что исхиаподы с блегмами не дружат. Что, они не из того же царства или, как там ее, провинции?
— Нет, мы и они все вместе будешь слуги Пресвитера. С нами тут еще есть понцы, пигмеи, гиганты, паноции, безъязычники, нубийцы, евнухи и сатиры-никогда-и-нигде-невидимки. Все предобрые христиане, надежные слуги Диакона и Пресвитера.
— Вы не дружите, потому что отличаетесь?
— Что такое отличаетесь?
— Ну, в смысле что ты отличаешься от нас…
— Чем я отличаешься от вас?
— Господи Иисусе, — вышел из себя Поэт. — Потому хотя бы, что ты вон на одной ноге! Мы на двух, и блегмы тоже на двух!
— Вы и блегмы, если поднимешь от земли вторую ногу, будешь на одной ноге.
— Да, но у тебя нет второй, чтоб ее поднять!
— Зачем мне поднимать ногу, которой нет? Ты разве поднимаешь третью ногу, которой у тебя нет?
Примирительно вмешался Бойди. — Гавагай, ну согласись тогда, что у блегма нет головы.
— Почему нет головы? Глаза есть, нос и рот есть, он говоришь, он ешь. Разве ешь и говоришь, если не имеешь головы?
— Но ты что, не замечаешь, что у блегма нету шеи, а на шее нет той круглой штуки, которая и у тебя и у нас на шее есть, а у него нет?
— Что такое замечаешь?
— Видишь, обращаешь внимание, ну, в общем, как-то узнаешь!
— Ты, верно, хочешь сказать, что он не совсем такой самый, как я. Что моя мать не перепутаешь меня и его. Но и ты не такой самый, как этот твой друг, потому что он имеешь полоску на щеке, а ты не имеешь. И твой друг не такой самый, как вон тот черный, наподобие Волхва. А тот черный отличаешься от этого, с черной бородой, как у раввина.
— А почему ты знаешь, что у меня борода как у раввина? — горячо переспросил Соломон, имея в виду, похоже, потерянные колена и надеясь найти в словах Гавагая подтверждение, что те либо проходили здесь, либо обитали в этом царстве, — Ты что, представляешь себе других раввинов?