Байкальский экспресс

Касьянов Г.

Вытянув конечности, сидел я на камнях и смотрел, как колышется прозрачная вода у моих ног. Всё канет в Лету, други мои, думал я. И эта история с криминальным богатством - непременно тоже...

Солнце стало понемногу клониться вниз, к горам, когда сверху донёсся крик:

– Эй! Как тебя... Филипп! Подымайся наверх. Зовут, соскучились.

Я искоса глянул на парня с автоматом и покачал головой.

– Не пойду.

– Чего так?

– Мне и тут хорошо.

Ошарашенный, он немного подумал и выпалил:

– Понял!

Минут пять спустя

к воде, хрустя галькой, спустился добрый человек следователь Мудраков. Глаза его были счастливы, и я не стал его ни о чём расспрашивать. Он присел рядом, помолчал и поинтересовался:

– Как самочувствие?

– Нормально.

– Ты свободен, - он дотронулся до моего плеча.
– Павел Селивёрстович уже вернулся домой.

– Сейчас и я пойду, - пообещал я.
– Мне вот что непонятно. Кто против кого здесь воевал? Почему одни убивали из засады других?

– Ты не куришь?
– спросил зачем-то Мудраков.

– Нет.

– Молодец. Я - тоже. Бросил. Тут, значит, вот какая ситуация. Мимо нас проходит немало героину. Местный рэкет знает об этом и пытается взять, м-м... свою долю. Вроде как пошлину. Они этого курьера, что разбился, вели от самого Хабаровска. Хотели ограбить, потому что их стрелка месяц назад ни к чему полезному не привела. Но мы тоже его вели, человек наш с ним ехал, и курьеру как-то об этом стало известно. Прокол случился. Тогда он решил воспользоваться задержкой поездов и сменил маршрут. Тут мы его потеряли. Но не рэкетиры. Как думаешь, кто остановил поезд?
– перебил вдруг он сам себя.

– Они?

– Нет. Те, кто отправлял товар. У них разведка работает - будь здоров. Почти как в ГРУ. Они в последний момент узнали, что курьера с товаром в конце этого маршрута тоже ожидает рэкет, и по эфиру ему сообщили. И договорились, что он покинет поезд с товаром в районе тридцать шестого километра. Связь, говнюки, такую имеют, что нам и не снится. Но курьер по известной нам причине на контрольную связь не вышел, тогда они остановили поезд. Идею, как сделать, подсказал тот самый Гусев, которого они тут же и убрали на всякий случай. Выходит, заранее о таком варианте позаботились.

– А зачем им понадобился такой вариант?

– На случай, если в поезде курьера рэкет повяжет.

– Ну, блин, стратеги. А как случилось, что ваш человек прокололся?

– А нашего человека вчера в Байкале выловили. Хороший был мужик. Поэтому Мущепако и отозвали срочно в Управление. Об этом человеке знали конкретно только трое, он один из них.

– Мне кажется, - заметил я, глядя мимо Мудракова, - на Мущепаке не один такой грех висит.

– Там разберутся, - кратко сказал следователь.
– С конвоем повезли...

Он помолчал, солидно произнёс "М-да" и посмотрел на меня как-то странно. Будто хотел о чём-то спросить, но не решался. Это следователь то... Я подождал и спросил сам:

– Сумка-то какого цвета оказалась?

– Тёмносинего.

– Ага. Так нашли мину в туннеле? Или нет?

– Нет!
– весело пискнул Мудраков.
– Ну, идём. Или ты ещё посидишь?

Интересно,

из каких соображений он перешёл со мною на "ты"?

– Пошли...

Наверху было оживлённо. Мужественные ребята в камуфляжной форме кончили спать и явно готовились к очередному походу. Было похоже - в тайгу. Когда мы поднялись, на нас обратили благосклонное внимание. Впрочем - без навязчивости: одобрительно глянули и отвернулись. Лишь возникший из ниоткуда Григорий раскинул руки и, подойдя ближе, заключил меня в объятия.

– Люблю умных мужиков, - объяснил он свой поступок Мудракову и хлопнул меня дружески по спине, отчего внутри моего организма возник дребезжащий звон, долго не затихавший.

– Слушай сюда, - сказал он, отстранившись.
– Я двух ребят сейчас к Селивёрстычу послал, пусть не пугается. Мы сегодня по горам полазим, пошугаем кое-кого, а они тем временем у него ночью покараулят. Вот. Ты погоди чуток, я сейчас бутылку спирта тебе вытащу. Выпейте с ним за нас, грешных...

* * *

Часа два спустя мы сели с Селивёрстычем за стол. Стол был уставлен добротной снедью.

По первой мы выпили за упокой души участкового, мир праху его. Трое девок-сирот - это проймёт каждого. Тут же налили по второй, выпили и, закусив солёным омулем с горячей картошкой, я рассказал Селивёрстычу всё, что знал о майоре Мущепако. А после того - что о нём думаю. И потом мы стали думать о нём вместе.

– Это вот почему, Филипп, - объяснил Селивёрстыч труднообъяснимый факт предательства.
– У каждого человека всё должно быть разложено по полочкам. На этой полке - хорошее, на этой - плохое. А есть такие, у которых всё перемешано, как вон в том винегрете, - он ткнул пальцем в тарелку.
– С ними случается такое, отчего волосы дыбом...

– А ведь жалел он всё же вашего капитана, - заметил я, хмурясь от воспоминаний.
– Сильно не хотел его за Гусевым посылать, да следователь настоял. А потом на меня орал за то, что я с капитаном вместе в дом не зашёл. А я зашёл, да уже после...

– Я и говорю, - сказал Селивёрстыч, подумав.
– У них всё перемешано. И плохое, и хорошее.

Тут мы опять выпили, теперь за всё хорошее, и уже хозяин поведал мне очень, как оказалось, странную историю.

– Я с ребятами недавно поговорил, - начал он, - так они рассказали, что дело-то вроде как заколдовано. В той сумке, что в туннельке нашли, одной упаковки нет. Они говорят, залезал кто-то до них в сумочку и одну упаковку вынул. А почему только одну - никто понять не может.

Я глянул на дверь - ребята торчали за нею на крыльце и присесть за стол категорически отказались. Не положено. За стеной, в соседней комнате домашние собрались у телевизора, который что-то упорно показывал сквозь мерцающий на экране снег. Я вспомнил испытующий взгляд следователя Мудракова, так и не пожелавшего задать мне какой-то вопрос. Банка с героином лежала в туннеле, надёжно припрятанная.

– А что тут непонятного?
– спросил я лениво.
– Нежадный человек оказался. Бывает.