Байки деда Игната
Шрифт:
Однажды после очередного обстрела немецкими крейсерами портовых зданий казаки пошли посмотреть вблизи, что натворила там вражеская напасть. И в одном из полуразрушенных помещений набрели на бесхозного котенка.
— Такой симпатичный кошенятко, — улыбаясь, вспоминал дед. — А у нас на куховарни мыши велись. Ну, и надумали мы то кошенятко с собою взять… Котенок, по словам деда, был темно-пепельного цвета, под масть германских крейсеров, и казаченьки решили прозвать его «Гэбэном», но чтоб совсем уж не обижать российскую животину, постановили назвать ее сокращенно: «Гэба». А что такого: Гэба и Гэба… Котенок очень скоро признал свое прозвище и если слышал, что зовут, то к общему удовольствию скороспешно вылезал из какого ни то укромного куточка и являлся на божий свет… Котятко —
И вот однажды с тем Гэбою приключилось происшествие. Как-то, гуляя по мастерской, он нечаянно пробежал по масляной лужице и запачкал лапки. Вахмистр, увидев, как несчастная Гэба безуспешно пытается слизать противное ей по природе загрязнение, велел одному из казачков смочить керосином тряпку и протереть котенку замасленные ножки. Тот, приласкав бедняжку, решил несколько упростить себе задачу — макнуть его лапки в тот керосин и потом их вытереть тряпкой. «Это дело мы сгарбузуем попроще», — сказал он, поднеся Гэбу к ванной, где в керосине отмачивались ржавые детали и попытался сунуть котяткины лапки в ванну, но Гэба, увидев жидкость, видно решил, что его хотят утопить, стал со страшным криком вырываться, больно карябнул казака, извернулся и с размаху плюхнулся в ванну. Его голова на мгновение скрылась в керосине, но купание ему так не понравилось, что он тут же с воплем вылетел из ванны и пулей кинулся наутек.
— Тю, сатана! — воскликнул служивый, отряхивая фартук от керосиновых брызг. Куда делся Гэба, он не видел, а когда его об этом спрашивали, отшучивался:
— Мабудь живой. Если б он в щелочи искупался, тогда все могло быть. А карасин здоровье только укрепляет! Дня через два Гэба появился в мастерских как ни в чем не бывало, видно, купание в керосине котенку и вправду не повредило. Однако, неделю спустя он начал менять цвет, и месяца через два его великолепная темно-пепельная шкурка стала пегой — на общем черно-фиолетовом фоне отдельными клочьями висела ярко-желтая золотистая шерсть. То ли керосин так на него повлиял, то ли от нервного напряжения он приобрел такой окрас — достоверно неизвестно, но только котенок Гэба через полгода превратился в неотразимую красавицу-кошку. Это сразу же дало свои результаты — в военном городке появилась масса пришлых котов, за ними потянулись кошки, и каждая из них вкупе с Гэбой не менее двух раз в год стала приносить по дюжине котят, так что по прошествии какого-то времени оружейные мастерские заполонило кошачье поголовье. Это был непорядок, чего никак нельзя было допустить, и вахмистр приказал то поголовье выловить и «изничтожить». А поскольку по приметам убивший кошку преследовался нечистой силой, то под их «изничтожением» разумелся вывоз кошачьего «населения» как можно дальше от достославного Туапсинского гарнизона. Сказано — сделано. А тем более, если не просто сказано, а приказано…
После отлова первых котов остальные «докумекали» своим кошачьим разумом, что дело пахнет даже не керосином, а чем-то пострашнее, и стали опасаться своих хозяев. Никакие «кис-кис» на них не действовали.
Разумная худоба, ничего не скажешь… Но не против человека: умельцы-оружейники приспособили под ловушки снарядные ящики — полуоткрытая крышка подпиралась палочкой — «цуркой», к которой привязывался длинный шнур, на дно ящика клался шматок сала. Какой кот устоит перед соблазном «на дурницу» полакомиться нежным свинячьим салом! Как только кот залезал в уготованное для него место и начинал свою сладкую трапезу, ловец дергал за бечевку, «цурка» вылетала и крышка плотно захлопывала ящик. Знай, кошка, свое лукошко.
Вскорости вахмистр убедился, что большинство беспокойного кошачьего воинства сидит в мешках и, поразмыслив, вручил одну их партию казакам, отъезжающим на Турецкий фронт, с наказом дать им свободу где-нибудь поблизости от границы с турками, вторую же партию решил сам завезти в горы — пусть ловят дичину, там ее много, голодными не останутся.
А надо сказать, что для разминки лошадей казаки-оружейники периодически выезжали «на местность» — в близлежащие леса, в основном за орехами или ягодами, брали с собой и карабины — на случай встречи со зверем. И такие встречи
— Но то, скорее, сказки, — объяснял дед Игнат. — Офицера нам про те «хатки» иначе объясняли. В давнюю старовину, еще до Рождества Христова, у забытых теперь ародов был такой обычай — ховать покойников в каменных могилах. Отож египетские хвараоны строили себе пирамиды, а эти люди были попроще, без хвараонов, они обходились ось такими хатками. А як то было за тысячи годов до нас, покойники те давно истлели, а их могилки остались. Мабудь, оно так и есть… А чего думать: вон в Москве на самой Красной площади, а то — главный майдан России! — построили каменну могилу для Ленина — та же «хатка», только из дорогих каменьев. Для Ленина не жалко. Хоть и не хвараон, а всеж вроде царя, и проста «хатка» ему не по чину…
Так вот, в очередную поездку к тем «хаткам» вахмистр и прихватил Гэбу и с десяток ее потомков. Как только их вытряхнули из чувала, они сразу же разбежались, кто куда, только их и видели. Казачки посидели у древних «хаток», покурили и, набрав орехов, к вечеру вернулись.
А через неделю в военном городке вновь стали появляться коты — сначала те, которых выпустили в лесу, а потом подтянулись и с турецкой границы. Так потихоньку все и вернулись на родное для них подворье. Оно и понятно: чего бродяжничать, если есть свой баз, своя хата… Утопили кота мыши, да оказался он живой…
Вот только Гэба в гарнизон не пришла.
— Должно обиду приняла на сердце, — говорил дед Игнат. — За предатльство и измену. Коты, как люди, дюже понимают свое достоинство и не прощают такого вероломства… А может, кто прыголубил: кошечка была необычайная, можно сказать, темно-голубая с золотыми космами… Такую и в зверинце можно за гроши показывать…
БАЙКА ТРИДЦАТЬ ВТОРАЯ,
про то, как была такая война — германская, с которой и началась на Руси колготня-чертоскубия
— Отож, у нас совсем запамятовали, что была такая война — германская, — хитровато улыбясь, говаривал иногда дед Игнат, — или как она теперь прозвана — Первая Мировая… Все про штурм Зимнего, та про Гражданскую чертоскубию книжки пишут, кино показуют, да песни поют. А началась-таки вся колготня от нее, от той германской. А что как бы того Вильгейма тряхонули как след, да поскорее, так все пошло бы совсем по другому чертежу. Смотри, и царь Микола сидел бы на месте, да и Вильгейм, не будь дурнем, красовался на своем германском троне. И про Ленина и про Троцкого никто бы ничего не знал бы и не чуял… Генералу Брусилову, та и тому же, может, Корнилову, все ж геройский был вояка, конные памятники понастроили б… И жили б мы, как жили, тихо да мирно… По дедовой «стратегии» получалось, что в России и войск было предостаточно, и снаряжения «под завязку» — хватило же всего этого еще на три года Гражданской войны.
А пошла та германская война, как он считал, как-то не по-хозяйски. Войска раскидали по всему белому свету — и в Турцию, и в Персию, и во Францию, и в Австрию, и в Македонию, и в Пруссию, и черти куда еще. Сподручнее все же было бы бить германцев и их друзей-союзников не всех сразу, а поодиночке… Высшее начальство, по словам деда, не о войне с германцем думало, а больше мечтало о «переменах», чтобы в России все было как «в просвещенных европских странах». Многие из них, в особенности депутаты, газетчики и юристы, вредили царю, вредили армии, ну, а когда вождям-генералам все это наобрыдло, то и они захотели «перемен». Так и пошел он, весь этот трам-тарарам…