Байки под хмельком
Шрифт:
А как только заканчивалась смена, Надя, накупала гостинцев и, словно пава, плыла на задворки музыкального киоска, который не только скрывал точку торгующую разбавленным пивом, но и звуками музыки заглушал гомон и частые споры, которые вели постояльцы музыкальных задворок. Там, за музыкальным киоском её уже поджидали друзья-соратники по вольной жизни, с которыми Надя щедро делилась своим заработком, съестными и спиртными припасами, а иногда и телом, расплачиваясь тем самым за кров и место под крышей. Вернее под люком. Ведь ночевала
Ах, какая веселая жизнь после полудня разворачивалась за музыкальным киоском! Ах, какими галантными становились после первых ста граммов её кавалеры!
— Не хотите ли пивка, Надюша? — протягивали ей банки с разных сторон ухажеры.
Здесь она была уже не попрошайкой-нищенкой, а королевой бала. И разве могла она опуститься ниже городской канализации и позволить себе пить пиво с обыкновенной пол-литровой банки?
— Дайте кружку! — требовала она, и кружка моментально находилась.
Она делала несколько глотков, затем поворачивалась в сторону открытых дверей музыкального киоска, щелкала пальцами и настоятельно требовала:
— Шеф, а ну-ка музычку!
Из проема двери появлялась недовольная красная рожа раскормленного молодого лоточника:
— Что прикажете, мадам, — ехидно спрашивал он.
— На поле танки грохотали…
— Надя, а хочешь я тебе под второй глаз подвешу? — отбросив в сторону весь свой сарказм, зло отвечал молодой торговец.
Надя, сморщившись, оглядывала своих товарищей по питейному делу и изображала на лице брезгливость:
— Вы не знаете, кто это там кашляет? Мы заказывали музычку, а мухи возбухают…
Глаза музыкального лотошника наливались кровью, кулаки сжимались:
— Надя, а я ведь серьезно врежу!
— Руки коротки, сучонок. Таких как ты, я в Афгане из Калашникова, — и Надя запускала в лотошника стаканчиком из-под «йогурта», — Слышь, сучок, добром прошу: поставь «На поле танки грохотали»…
— А вот это видела, — умерял свой пыл лотошник, показывал фигуру из трех пальцев, и, передразнивая Надю, смеялся, — В Афга-а-а-не. Ты хоть знаешь, в какой стороне этот самый Афган находится? Ты ведь дальше Электрозаводской площади нигде и не была!
— Сучонок, салабон! — вскакивая с ящика, ещё больше горячилась Надя, Твои сверстники в Чечне кости бросили, а ты, за сколько косых откупился от армии?
Собутыльники тянули разбушевавшуюся Надю за руку, кто-то совал стакан с водкой.
— Витек, — просили лотошника, — Ну чего тебе стоит, поставь ты ей «на поле танки грохотали»…
— Пусть извинится за салабона, — жуя жвачку, надменно улыбался Витек.
— Да я лучше минет пьяному ежику сделаю, чем у него прощенья буду просить, — шатаясь, отвечала Надя, цепко зажав в руке стакан с водкой.
— Ну, стерва! — снова терял над собой контроль лотошник, — Я вот сейчас ментов-то вызову. Посидишь вечерок в обезьяннике…
В конце концов Витек
— Ему столько лет нет, сколько я наших солдатиков на себе с поля боя вытащила, — размазывала по лицу сопли Надя. Обильные слезы капали в кружку с пивом. — А его, своего лейтенантика, спасти не смогла. Совсем молоденький был.
— Пей, Надя, — обнимал её сосед в вонючем свитере и драных затертых джинсах, — Все там будем… Давай-ка возьмем в баночку пивка, да пойдем под платформу поспим…
— Свали в канаву, — сбрасывала Надя со своих плеч руку бомжа-похотника. — Перетопчишься.
Ближе к обеденному перерыву надины друзья начинали петь. Дикий вой исходил из-за киоска и частенько даже заглушал модные хиты, которые крутил лотошник Витек по просьбе своих покупателей. Иногда, когда Витек ставил что-нибудь удалое-народное, вся компания выходила из своего укрытия и пускалась в пляс. Рокеров, металлистов, рейверов и других любителей всякой попсы с площадки как ветром сдувало.
Иногда я останавливался на безопасном расстоянии и следил за действом. Заводилой всегда выступала Надя. Ее окружали кольцом, и она ходила по кругу, выкидывая только ей одной известные танцевальные коленца. Левая нога выбрасывалась высоко вперед и, сделав ею шаг, она волоча по земле подтягивала, к левой правую ногу. Плечи при этом тряслись как у цыганки, а пальцы на руках были крепко сжаты в кулаки.
Если Витек своевременно не прекращал бомжатский танцевальный ритуал, то вся полупьяная пляшущая компания входила в такой азарт, что прохожие обходили киоск по большой параболической кривой, стараясь даже не глядеть в сторону танцующих.
Впрочем, кульминация была известна. Надя рвала на себе серую от грязи блузку, сдирала её с себя, обнажая отвисшие груди и, бросив одежду на землю, продолжала выкидывать свои коленца.
Однажды вместе со мной за бесплатным шоу наблюдали два молоденьких милиционера. Мне было некуда спешить, я наливался пивом и грыз пересушенную воблу. А они, по всей видимости, отбывали на площади срок свой службы. По их лысым головам, торчащему обмундированию и скромному поведению можно легко было догадаться, что эти ребята были милиционерами-срочниками.
Так вот, когда Надя разорвала на себе очередную кофтенку, обнажив грудь, и вместо «че те надо, че те надо» запела «в Афгане танки грохотали», глаза милиционеров загорелись. Я пошел к пивному киоску за очередной бутылкой и, когда вернулся, то обнаружил, что солдат-милиционеров уже не было. Они стояли рядом с пляшущей и орущей толпой и не отрывали взглядов от полуголой Нади. А она, заметив на себе похотливые взгляды, ещё шибче стала трясти плечами и грудями, встав на колени прямо перед молоденькими ребятками.