Базилика
Шрифт:
Нападавший был здесь. Его зажали обломки, и как минимум он сломал ногу. Возможно, и спину тоже. Не повезло.
— Помогите. Ayudame. [102] Святой отец, пожалуйста…
Он бормотал что-то по-испански и на плохом итальянском. Он решил, что я священник? Я отодвинул несколько обломков и наклонился к нему поближе.
Он перекрестился слабеющей рукой.
— Благословите, святой отец, ибо я согрешил… — начал он.
— Покайся как следует, сын мой. Кто послал тебя? Покайся. Расскажи
102
Помогите ( исп.).
— Угу, — сказал он, пребывая не совсем в своем уме, и я услышал нечленораздельные причитания, которые вскоре затихли.
В разваливающихся дворцах никто не жил, и никто не появился, чтобы выяснить, кто устроил весь этот грохот. Но это было вопросом времени, и я разработал план. Скажу, что Кубильяс был моим другом, шли мимо, просто ужасный несчастный случай со смертельным исходом. Поеду с ним в больницу, где назову себя ватиканским полицейским, а Кубильяса — подозреваемым в убийстве. Лучше не говорить сразу, что он убийца, но Галли я подниму с постели очень скоро. У моих ног в судорогах боли лежал тот, кто даст нам возможность сокрушить колумбийцев, пришедших убить папу.
Переведя дух, я присел на мгновение, придерживая раненую руку и оценивая степень порезов и синяков, оставленных на память о лесах. Пульс у Кубильяса был слабым, но быстрым: в довершение ко всему, что уже причинило ему страдания, он, похоже, впал в шоковое состояние. Жители Рима, как и все жители больших городов во всем мире, слышат лишь то, что хотят слышать. Какая-то любопытная душа, однако, очень скоро, похоже, высунула свой любопытный нос из окна. Я услышал чьи-то шаги, как раз когда Кубильяс застонал, и снова наклонился к нему, чтобы услышать, не признается ли он в чем-то стоящем.
Это меня и спасло: я физически ощутил поток воздуха от летящей пули, когда та пронзила пространство в том месте, где мгновением раньше была моя голова. С ужасным грохотом пуля срикошетировала от обломков лесов. Почти сразу прогремел второй выстрел, но к тому моменту я уже бросил Кубильяса и на четвереньках карабкался по спутанным ниткам старых металлических труб к дальнему концу переулка.
Стрелок был хорош, очень хорош. Третий выстрел раздробил средневековую кирпичную кладку в нескольких сантиметрах над моей головой, но еще через несколько секунд я скользнул за угол и побежал прочь, пошатываясь. Я слышал тяжелые шаги стрелка в переулке, из которого только что выбежал, но на его пути лежали леса. Сначала он устроил невероятный грохот, но потом, видимо, отказался от погони, поскольку я спокойно хромал в сторону освещенной площади Венеции под защиту автомобильного движения и пешеходов.
В дальнем конце площади находился полицейский участок, и я крикнул стоявшему снаружи молодому охраннику, что при обрушении здания завалило прохожего. Когда он бросился внутрь, чтобы поднять тревогу, я поспешил в телефонную будку. Ватиканская полиция соединила меня с квартирой Франко Галли.
Он забрал меня спустя пятнадцать минут, и когда спросил, куда ехать, я жестом указал в направлении голубых полицейских
— Это Кубильяс, если его так действительно зовут. Он напал на меня и застрял под обвалившимися лесами.
Я с трудом сдерживал ликование. Мы взяли их.
— Ты сам-то не сильно пострадал? — спросил ватиканский полицейский.
— Немного испугался. Был на волосок от гибели.
— Отличная работа, Паоло.
Галли выставил на крышу своей машины полицейскую мигалку и подъехал к процессии машин и фургонов спасателей.
— Ты выглядишь уставшим и пыльным, Паоло, — мягко сказал он. — Давай не будем смущать наших друзей-карабинеров. Жди здесь, а я узнаю, в какую больницу отвезли Кубильяса.
Он уже собирался выйти из машины, но я положил ладонь ему на руку.
— Кубильяс пришел не один, с ним был человек с пистолетом. Возможно, он давно ушел, но предупреди их, чтобы были осторожней. И ты будь осторожен.
Мне пришлось ждать изматывающие пятнадцать минут. Когда Галли вернулся, то молча скользнул за руль и, опустив голову, уперся лбом в его холодную поверхность.
— Что случилось? — спросил я.
— Все верно. Леса обрушились, возможно, от незначительного землетрясения, которого не почувствовали даже соседи, а также верно и то, что под обломками был найден пострадавший.
— Кубильяс. Я же тебе говорил.
— Увы, жертва мертва.
О черт! Мы были так близко к цели и опять остались ни с чем.
— Чтоб его. Он был ранен, но я не думаю, что смертельно.
Галли пустым взглядом уставился в жестокую ночь.
— Ты был прав.
— В чем именно?
— Этот человек мертв, потому что его застрелили, Паоло.
Меня затрясло. Наверное, я отключился, потому что следующее, что запомнил, — это Галли, который осторожно тряс меня.
— Паоло, Паоло, ты в порядке? Может, отвезти тебя в больницу?
Минута предельной концентрации — я собрался с мыслями и унял дрожь.
— Да так, запоздалая реакция на драку с Кубильясом в переулке, — сказал я, и, видимо, Галли мне поверил так как повез меня домой. Двое полицейских ехали в напряженной тишине, понимая, что опоздали и игрой завладели плохие парни.
НЬЮ-ЙОРК
ГЛАВА 22
Высоко над Атлантикой самолет снова тряхнуло, но к тому времени объем содержимого моего стакана был ниже уровня расплескивания. Организаторам предстоят большие хлопоты. Перелеты папы — настоящий подвиг авиационного планирования: если под запрет попадут даже редкие облачка, церемониться с ними не станут.
У Ватикана нет собственных самолетов, путешествие каждого папы начинается с «Алиталии», изнеженной итальянской авиакомпании. Как и его предшественники, Треди путешествовал в особом салоне первого класса с папской пломбой на переборке. Там было минимум четыре кресла, а также газеты и журналы на пяти-шести языках. На межконтинентальных рейсах, таких, как Рим — Нью-Йорк, папа путешествует в двухкомнатном номере с ванной. Он спит, когда может. Однажды Треди сообщил мне по секрету, что его личное ощущение ада — это нескончаемая адаптация к часовым поясам.