Бедная Лиза
Шрифт:
К тому же следователь Дриу, который занимался сейчас Пикассо и Аполлинером, рассказал Лепэну, что незадачливые творцы на допросе пришли в такой ужас, и так горько плакали, что не на опасных преступников сделались похожи, а на испуганных детей.
Тем не менее, следствие в отношении них нужно было довести до конца. А как это сделать, если сейчас отпустить Аполлинера?
– Вот именно, – кивнул Загорский, словно прочитав его мысли. – У вас есть выбор. Или вы даете мне те полномочия, о которых я вас прошу, или отпускаете русского подданного на все четыре стороны.
– Это звучит
– Это ни в коем случае не ультиматум, это всего только просьба.
– Ну, что ж… В таком случае вы не оставляете мне другого выбора.
Загорский не смог скрыть победной улыбки. Префект продолжал глядеть на него крайне хмуро.
– Я отпущу вашего Аполлинера, – внезапно сказал Лепэн.
– Простите? – действительному статскому советнику показалось, что он ослышался.
– Я отпущу господина де Вонж-Костровицкого, – повторил префект. – Я уверен, что он не виноват, все обвинения против него строятся на показаниях его бывшего секретаря, прямых улик нет. А раз так, позвольте закончить наш сегодняшний разговор. Не смею больше вас задерживать.
И он встал из-за стола. Действительный статский советник, однако, продолжал сидеть. По глазам Загорского было ясно, что таких ударов судьба ему не наносила очень давно. Очевидно, русский был уверен, что префект поддастся давлению, предпочтет сотрудничать, а не отпускать Аполлинера, но мсье Лепэн оказался серьезным противником.
– Мой секретарь вас проводит, – лицо у префекта было каменным.
Загорский поднялся со стула. Теперь они стояли друг напротив друга и глядели друг другу в лицо: Загорский – сверху вниз, Лепэн – снизу вверх. Маленький человек с большой дубинкой оказался отличным бойцом…
Перед тем, как идти к префекту, Нестор Васильевич посвятил Ганцзалина в свой план.
– Полномочия как у полицейских? – удивился тот. – Да никакой префект в жизни не согласится на такие условия.
– Конечно, если будет думать, что именно это – моя цель, – кивнул Загорский. – Однако разговор о полномочиях – это всего лишь отвлекающий маневр, точнее говоря, подножка, которую я собираюсь подставить мсье Лепэну, в результате чего он немедленно окажется в моих дружеских объятиях. На самом деле цели у меня другие. Первая – вытащить из заключения беднягу Аполлинера. Об этом меня просил посол Извольский, как-никак, поэт – на самом деле русский подданный.
– А если Аполлинер и правда участвовал в похищении «Джоконды»? – осведомился помощник.
Загорский слегка нахмурился: это маловероятно. Но если все-таки выяснится, что он причастен к краже, они об этом узнают и засадят его обратно. Вторая же цель чуть более абстрактная – вступить в контакт с префектом и предложить ему сложную взаимную интригу, которая поможет проверить кое-какие догадки Загорского и в конце концов отыскать грабителей. Но делать это напрямую нельзя, поэтому он использует старый метод китайского ушу, который называется: «указать на гору и расколоть жернов»…
Теперь Загорский стоял лицом к лицу с префектом, и они смотрели друг другу прямо в глаза. Казалось, все было ясно, однако Нестор Васильевич почему-то медлил.
–
– Еще два слова, – неожиданно сказал действительный статский советник.
Его визави неприятно осклабился.
– Ни два, ни полтора. Все, что вы хотели, вы уже сказали.
– Да, но я не сказал того, что хотели услышать вы, – возразил Загорский.
– Чего же именно, по-вашему, я хотел услышать? – префект криво улыбнулся.
Загорский несколько секунд смотрел в его дымчатые, словно у старого кота глаза.
– Мы оба ищем преступника, – сказал он. – Это довольно странный субъект…
– Вы думаете, похититель был один? – перебил его Лепэн.
– Я почти уверен в этом, – отвечал действительный статский советник. – Во всяком случае, воровал картину из музея один человек. Итак, как уже говорилось, это довольно странный субъект. Да, ему удалось украсть шедевр из охраняемого музея, однако непохоже, что он – криминальный гений. И тем не менее, пока все поиски оказались напрасны. Вы не задумывались, почему?
Ни единый мускул в лице префекта не дрогнул при этих словах. Бородка, густые усы, залысины на высоком лбу и решительный вид – не с таких ли, как он, писал своих мушкетеров Дюма-отец? Или, может быть, господин префект скорее послужил бы прототипом для гвардейцев кардинала? Впрочем, и гвардейцы, и мушкетеры были яростны и вспыльчивы, а этот, кажется, мог ждать хоть целую вечность. Скорее всего, с префекта стоило бы писать образ самого Жана Армана дю Плесси де Ришелье.
– Я думаю, у похитителя есть сообщник, – проговорил Загорский, так и не дождавшись ответа. – И сообщник этот работает не в музее, как можно подумать, а в полиции.
Седеющая бровь префекта дрогнула.
– Объяснитесь, – проговорил он своим страшноватым скрипучим голосом.
– Извольте, – улыбнулся Нестор Васильевич. – Первое – преступник сумел выйти с картиной через главный вход. Для этого он должен был очень хорошо знать расписание и привычки охраны.
Лепэн поморщился: это еще ничего не доказывает.
– Второе, – продолжал Загорский невозмутимо, – вероятный сообщник направил все расследование в сторону бертильонажа. Это привело к тому, что работников музея стали измерять вместо того, чтобы их опрашивать. Третье: мсье Бертильон, ведущий расследование, объявил, что отпечатки на защитном коробе не совпадают с отпечатками постоянных сотрудников Лувра. Но, как мне стало доподлинно известно, отпечатков у работников Лувра никто не снимал. Выходит, ваш знаменитый эксперт-криминалист соврал?
– Это очень серьезное обвинение… – начал было префект, но Загорский его перебил:
– И, наконец, четвертое: мсье Бертильон случайно или намеренно затер отпечатки пальцев на защитном коробе, а это – единственная улика, по которой можно было точно установить вора.
Лепэн нахмурился. Альфонс Бертильон – человек безупречной репутации. Это криминалист с европейской славой, он много лет работает на полицию Франции…
– Он богат? – перебил его Нестор Васильевич.
– Какое это имеет отношение к делу? – насторожился шеф полиции.