Бедняга Смоллбон. Этрусская сеть
Шрифт:
Если речь идет о богатом захоронении, его вскрывают дважды. Первый раз, как ты понимаешь, сугубо неофициально, и при этом извлекают ценнейшие предметы, прежде всего золото, и серебро, и вообще драгоценности. Потом гробницу тщательно приводят в первоначальное состояние и вторично, на этот раз официально, вскрывают в присутствии прессы и с обычной шумихой.
Съезжаются эксперты со всего мира, фотографируют, пишут ученые монографии, а содержимое гробницы с большой помпой помещают в какой-нибудь музей. Но настоящие сокровища, те, что извлечены при первом вскрытии, тем временем
Придя домой и увидев Тину, Брук сразу понял, - она хочет ему что-то сказать. Но знал, что воспитание не позволит ей заговорить, пока он не пообедает.
Действительно, она выложила все, когда он доедал макароны.
– Но из-за чего все это?
– Я знаю, отец хочет слишком многого, - начала Тина.
– Но для чего все эти сложности? Почему ему просто не прийти сюда? Меня он угостил отличным вином, я бы ответил ему тем же.
– Сюда он прийти не может.
– Почему?
Тина вздохнула.
– Твердит, что кто-то следит за ним. Если попытается вас навестить, ему помешают.
Положив вилку и нож, Брук удивленно уставился на нее.
– Если за ним кто-то следит, почему не обратится в полицию?
– Полиция не может задержать тех, кто следит за ним.
– Господи, почему же?
– Потому что существуют они только в его воображении. Понимаете, когда с годами мастер теряет свой дар, ему не остается ничего, и появляются всякие безумные идеи. Рука его уже не та, что раньше, и голова тоже.
– А он в самом деле сдает? Те рамки, что он мне недавно сделал, просто великолепны.
– Работает он по-прежнему классно, но часто роняет вещи, те разбиваются.
Меркурио сказал… - Вдруг при воспоминании о том, что ей сказал Меркурио, кровь прилила к её лицу.
– Ну, - улыбнулся Брук, - так что сказал Меркурио?
Услышав её расказ, Брук даже не улыбнулся робкой попытке Меркурио её соблазнить, и сказал:
– Я знаю этого парня, и могу вам сказать, что он мне не нравится, и я ему не доверяю.
– Э ун финоккио, - фыркнула Тина и гордо вышла из комнаты с грязной посудой в руках.
Слова этого Брук не знал, но ясно было, что спросить о нем Тину он не может.
Спросил он у капитана Комбера, который пришел в магазин за книгой по физиономистике. Капитан расхохотался.
– Надеюсь, никто не назвал вас так?
– А что здесь смешного?
– «Финоккио» значит «голубой». Не спрашивайте меня почему. А почему мы называем голубых голубыми?
– Тина так назвала Меркурио.
– Меткое наблюдение, вам не кажется? Что он натворил?
– Насколько я понял, предложил ей нечто платоническое. Если позволит по вечерам водить её с собой по
– Тина - чертовски красивая девушка, - сказал капитан Комбер.
– Удивляюсь, как ей мать позволяет оставаться одной с вами в доме.
– Не говорите глупостей. Книгу будете брать?
– И не подумаю, она слишком дорогая. Хотел только найти там одно слово.
Иногда Брук ужинал дома, иногда, как в тот день, - в каком-нибудь семейном ресторанчике, которыми кишели Пьяцца делла Синьория и её окрестности.
Пересекая площадь, он вдруг натолкнулся на какого-то человека, остановившегося прямо перед ним. Брук извинился, человек обернулся и Брук увидел, что это сторож Бронзини - Лабро, и что он пьян. Но не настолько, чтобы не узнать Брука.
– Вот это случай, синьор, - сказал тот.
– Я так и знал, что где-нибудь встречу ваше превосходительство.
Брук обошел его и собрался двинуться дальше.
– Вот настоящий англичанин, перетрусил и бежать…
Брук шел дальше. Лабро, ругаясь, бросился за ним и схватил за руку. Брук обернулся, вырвал руку и сказал: - Убирайтесь!
– Мы не в армии, нечего командывать! Хочу говорить и буду!
Брук вздохнул. Улица была безлюдна. Что делать? Не бежать же от этого пьяницы.
Можно, конечно, свалить его на землю, но он пьян и это просто неприлично.
Придется выслушать.
– Если хотите, я вас слушаю. Но не собираюсь делать это всю ночь.
– Ладно, - сказал Лабро, - Тогда слушайте. Прежде всего я вам хочу сказать, что синьор Ферри меня выгнал. Плевать мне на него и на его хозяина профессора… - и Лабро покрыл Даниило Ферри и профессора Бронзини в таких выражениях, что Брук понимал не более одного слова из пяти, хотя не имел ни малейших сомнений, каково мнение Лабро о своих бывших хозяевах.
– Слава Богу, я завязал с этими людьми. Но, с другой стороны, должен человек на что-то жить.
– «Я так и знал, что без денег не обойдется», - сказал себе Брук.
Вдали он увидел патруль, медленно приближавшийся к ним:
– С деньгами всегда проблемы, - продолжал Лабро.
– Я не нищий и милостыня мне не нужна. Но кое-что могу продать. Очень ценное - для некоторых.
– Да?
– Еще двадцать метров.
– Для тех, кого интересуют древности.
– Если хотите что-то продать, приходите утром ко мне домой, адрес найдете в телефонной книге. А теперь - доброй ночи!
Лабро уже собрался возразить, но тут осознал, что за ним наблюдает иронически усмехающийся карабинер, засунувший пальцы за портупею, и предпочел торопливо убраться, шаркая по тротуару. Брук пошел дальше. Карабинер глядел им вслед, словно пытался запомнить их лица. Это был рослый молодой человек с прилизанными черными волосами и усами, разделявшими его лицо точно пополам.
Без четверти десять Брук выехал из гаража и, не включая фар, поехал по Виале Микельанджело. Движение уже ослабло, и последний лоточник, продавший все копии микельанджеловского Давида, уже собрался домой подсчитывать барыши. Брук свернул на Вио Галилео и ехал в гору, пока не остановился в конце Виа Канина.