Бедные звери шизария
Шрифт:
— Не корми ее! Пронесет от повидла! Навалит под себя — не отмоешь!
Но и супом кормить старуху тоже было нельзя:
— Что ж ты ей суп суешь?! Мы ее супом не кормим!
Не разрешалось доходяге и чаю:
— Не давай чаю! Обмочится она! Целый день ссыт!
Господи, чем же они ее здесь кормят?
— А вот смотри, — и санитарка подсела к бабке на кровать и начала кормить ее кашей. Коршунова, как голодный птенец, широко раскрывала бездонный рот, и три — четыре отправленных туда ложки, завершили весь ее обед… А больше не полагается.
Что натворила Коршунова за пределами психушки,
— 3 —
— И зачем ты только с милицией связалась! — тяжело вздохнула моя соседка справа Аполлинария Федоровна, — Сделают тебя инвалидом, как всех нас.
И она рассказала свою историю:
— Работала я тогда старшим бухгалтером. Под нашим окном находился пост ГАИ. Однажды на кухне открыла отдушину, чтобы проветрить, и вдруг услышала голоса: один кого — то вызывает по рации, другой от-вечает. Отчетливо так слышу, где авария, а где пьяный на дороге лежит. И стала слушать, а на работе рассказывала, где что случилось, и какие в нашей милиции грубияны работают. И вдруг смотрю, стала ездить за мной какая-то милицейская машина. Иду — они едут, медленно так едут, под мой шаг. Встану — и они стоят, ждут. Записала номер, пошла к их начальнику жаловаться, говорю ему: за что меня преследуют? Зачем пугают? Помогите, разберитесь! И что ты думаешь? Помог! Вызвал фургон — и вот я здесь, инвалид второй группы, шизофреничка с голосами.
К разговору подключилась еще одна жертва милицейского террора. Вот что рассказала она:
Все было хорошо, пока моя племянница не вышла замуж за милиционера. А я глупая, подписала для них завещание на квартиру. И что тут началось! Только схожу на рынок — все вещи в квартире перерыты, стулья на кухне переставлены. Потом стала замечать на одежде какие — то странные пятна, которые ничем невозможно было свести. Жалко мне стало еще неношенных вещей, пошла я жаловаться к начальнику милиции на мужа племянницы. Говорю, что ж он это себе позволяет? Зачем пугают, выживают из квартир? А еще милиционер! А еще форму носит! Начальник сразу меня отправил в психбольницу. Теперь я здесь, а они — там. При живой хозяйке отобрали квартиру! Бессовестные люди! Вернусь — перепишу завещание. Накажу.
— 4 —
А кражи в коридоре продолжались. Каждый день кто — нибудь скандалил, бесновался, заводил ссоры, шмонал подозрительные постели. То и дело раздавались дикие вопли:
— Лифчик с батареи утащили!
— Убью — за колготы!
— Сволочи! Верните очки!
Вещи пропадали бесследно. Приходилось только удивляться, как при таком скоплении народа таинственным ворам удавалось проделывать злые штучки. Больные подозрительно косились друг на друга, и никого уже не волновало, когда какая — нибудь солидная дама заглядывала другой солидно даме под подол — проверить, что — там Страсти накалялись. Пострадавшие мысленно приговорили воровку, и даже банду воровок, к
— Я ее нашла! Вот она, воровка! Эта бабка — воровка! А ну, снимай мои трусы!
Отделение рвануло на крик:
— Вот где мое полотенце!
Маленькая симпатичная старушечка в чистом белом платочке невинно хлопала ясными глазами небесной голубизны, а грубые руки жертв уже теребили, раздевали, выворачивали карманы, снимали с нее панталоны, колготки и трусы. Потом тетки рванулись к ее постели, перевернули матрас и выгребли из под него неимоверные запасы хлебных корок, полотенец, ложек и грязных лоскутков.
— Вот ведь старая воровка!
— Ты, чудо, скажи только, очки тебе мои — зачем?
— Я ей, все- таки, врежжу!
— Не надо, сама скоро помрет!
Старушка молчала, и казалось, была совершенно ни при чем. А на следующий день кражи повторились. Но теперь все знали, где искать пропавшие вещи.
Бабка — клептоманка тащила в безразмерный подматрасник все подряд, даже грязные тряпки и бумажки из туалета не избежали участи стать ее драгоценной добычей. Иногда ведра в клозете на пару с ней обшаривала Феня Богомолка. Она искала огрызки яблок, которые были здесь единственным лакомством. Феня издали примечала, как надкусывался сладкий плод, как летел потом драгоценный огрызок в дерьмо, и тогда она, почти налету хватала и, постанывая от наслаждения, насмерть впивалась в него.
V. ПРОБИРКИ С КРОВЬЮ
— 1 —
…Держу в руках горячие пробирки с кровью, словно живые лейкоциты-эритроциты ударяют по кончикам пальцев. Частицы пойманных душ, живые клетки… Через минуту остынут, свернутся, умрут…
Дежурство в наблюдательной отвлекало от монотонного ожидания окончания экспертизы, избавляло от придирок за плохо вымытый пол, отвлекало от страха впасть в немилость и навсегда остаться здесь. Сидеть в маленькой душной палате, следить за капельницей, кормить больных, слушать их истории отвлекало от мысли о беспросветной тюрьме.
После завтрака в наблюдательной начинался обход. Врач протискивалась между кроватей и выслушивала прибывших за ночь.
— Брат побрился, пошел на работу, хлопнул дверью, а я легла на диван послушать новости, вдруг вижу: снова брат идет в ванну бриться. Я ему и говорю: "Да ты же только что на работу ушел!" Испугались они с матерью, вызывали скорую…
— Мужа застала с любовницей. Устроила им скандал! А они меня сюда привезли! Доктор, за что мне ставят уколы? За измену мужа? Он изменил — а я лежу!
— Доктор! Помогите! Вода из меня выливается! Льется через кожу! Вся постель у меня мокрая! Умру я без воды! Высохну совсем!
Врач молчаливо слушала. Да и что на это сказать? Диагностика — шаблон и нудная работа. Она попыталась пройти, не заметив отчаянного нечленораздельного шипения изо рта Коршуновой, но старуха вцепилась в накрахмаленный край халата мертвой хваткой. Давненько не попадалась такая знатная добыча! Она силой всех атрофированных мышц тянула самое главное для нее существо, силилась что-то сказать, разевала беззубый рот, шипела, мычала! Санитарка бросилась на подмогу…