Бег по взлетной полосе
Шрифт:
На полках беспорядочно свалены сувениры, облапанные посторонними. Папины подарки: макеты самолетов, хрустальный микрофон, мягкие игрушки, врученные лично или присланные почтой из разных уголков страны. Мама убедила меня, что перевозить их к Игорю пока не стоит, и они так и остались пылиться здесь.
Быстро поднимаю их и расставляю по местам.
Мигрень грозит взорвать изнутри мозг, бессильные слезы разъедают глаза.
Мне уже посчастливилось наткнуться на влюбленных, слившихся в экстазе в ванной, ликвидировать за кем-то последствия
– Слушай, а ты вроде бы неплохо поешь. – Покачиваясь, надо мной нависает Марк и посылает фирменный взгляд из-под ресниц. – Конкурсы какие-то выигрывала… Тебя преподы постоянно в пример ставили.
Я мучительно закашливаюсь.
– Пела. Больше не пою, – хрипло уточняю и пытаюсь прошмыгнуть мимо, но его длинные тонкие пальцы обхватывают мой локоть и сжимают.
До оскомины красивое лицо искажает ухмылка:
– Зато по мне сохнуть продолжаешь? Да?
Целый миг я пребываю в уверенности, что эта фраза мне послышалась.
Безответная любовь к Марику была моей святой тайной, только Зоя была в курсе всего…
Зоя.
Догадка пронзает молнией, и пол уезжает из-под ног.
Как давно они не просто приятели?.. Сколько раз, зависая вдвоем, обсуждали мои секреты и гнусно посмеивались?
Недоумение вытесняется ужасом и стыдом.
– Кто сказал тебе такую чушь?! – Выворачиваюсь из его захвата, но Марк рывком тянет меня к себе.
В нос ударяет тяжелый запах перегара.
– Да ладно, я давно все знаю. Может, у тебя и крыша поехала не из-за смерти папаши, а из-за меня? – Его ладонь опускается на мою задницу, а мокрые выпяченные губы шевелятся слишком близко, вызывая тошноту. – Ну так давай, я не против.
Злость достигает критической точки, я со всей мочи отталкиваю придурка от себя и шиплю:
– Да пошел ты! Убирайся отсюда! Все вы, пошли вон!!!
Но Марк не слышит, лишь мерзко скалится:
– Да пошутил я. Ты не в моем вкусе…
Меня трясет.
Дружба окончательно превратилась в ничто, а первая любовь лопнула как мыльный пузырь. Эта дурацкая вечеринка не оживила заброшенную квартиру, она лишь загадила ее бычками, использованными презиками, водкой и блевотиной.
Я не могу здесь больше находиться.
Сжимаю кулаки и срываюсь с места.
В прихожей снимаю с крючка рюкзак и олимпийку, поворачиваю замок и распахиваю дверь.
И застываю при виде яркой зеленой футболки, кривой ухмылки и серого безмятежного взгляда.
Передо мной, собираясь нажать на кнопку звонка, стоит Кит.
Глава 11
Цитируя классиков… «Здесь празднуют»? – заглядывая за мое плечо, радостно
Оглядываюсь в глубину квартиры – пьяный Марк уже переместился на балкон, что-то внушает ошалевшей от водки знакомой и между делом настойчиво гладит Зою по бедру.
Остальные гости, устав от диких плясок, заняли диван и – о ужас! – где-то раздобыли мой альбом с фотками трехлетней давности. Там я – конопатый ангелок без нимба и крылышек, там прежняя жизнь, там папа…
Безнадега, как попавшая за шиворот дождевая вода, вызывает противную дрожь.
Но Кит ждет и внимательно рассматривает меня, стоя в проеме.
Умом понимаю, что ничего хорошего явление Кита не сулит – он не впишется в компанию, а Зоя вообще будет в шоке от такой неожиданной встречи, но облегчение расслабляет одеревеневшие от напряжения мышцы. Он здесь, я уже не одна.
– Конечно можно! Проходи! – Хватаю теплую руку и тащу Кита в гостиную, на ходу забрасывая вопросами: – Откуда ты знаешь, что я живу тут? А как же твоя работа, проблем не будет?
– Абсолютно никаких. Уволят. Снова. Но это не проблема, – заявляет Кит равнодушно, – а твой адрес я знаю класса с третьего… Сто раз видел, как ты входила в этот подъезд. Просто пошел на шум.
Пульс ускоряется, и, чтобы не упасть, я крепче сжимаю его ладонь, едва не теряя сознание, когда чувствую, как горячие пальцы сжимают мои в ответ.
В комнате Кит непринужденно кивает незнакомцам, оккупировавшим диван, – те пялятся на него оловянными глазами, тщетно силясь включить отказавшие мозги и вспомнить, где они могли его видеть. Подруги Зои замирают и затыкаются на полуслове, но, завидев наши сцепленные руки, демонстративно теряют к Киту интерес, а друзья ухмыляются, оценивая его внешний вид и надпись над бровью.
Ничто не выдает в Ките напряжения, но в сером неподвижном взгляде вспыхивает холодная ненависть. Я помню: эта вспышка грозит обернуться волной разрушительной ярости.
Из-за нее никто в школе не горел желанием связываться с ним.
Рефлекторно отступаю и тяну Кита за собой.
Он приходит в себя, развязно валится в кресло у стола, двигает поближе пакетики с чипсами, контейнеры с роллами и коробку с пиццей и, отделив от последней края, приступает к поглощению еды.
Пиццу он сметает почти мгновенно, переходит на роллы и опустошает посуду за пару минут.
– В семь утра чаек пил, – поясняет он, отряхнув ладони, и отваливается на спинку, обитую потертым гобеленом. – Весь день держался на попкорне!
– Ешь, не жалко… – Сидя напротив, подпираю кулаком подбородок и качаюсь на волнах чистейшего счастья. Я ничего не употребляла, но предметы вокруг искажаются и плывут.
Кит улыбается…
– Блин, откуда я знаю этого ушлепка? – мучается кто-то на диване. – Рожа разрисованная. Вот только недавно где-то его видел!
Очевидно, речь о Ките – я краснею от стыда и ужаса, но тот проявляет чудеса выдержки и не реагирует.