Бег по взлетной полосе
Шрифт:
Снова обжигаюсь ароматным кипятком и едва дышу от неверия, удивления и восторга.
– А Зоя эта… – прерывает мои раздумья Кит. – Никогда не понимал: почему ты с ней дружишь?
– Ну… – Я не сразу нахожусь с ответом, ковыряю ногтем трещину в белом пластике столешницы, разглядываю ржавчину на отделанных металлом уголках и бубню: – Раньше она была нормальной…
– Да брось. Она всегда такой была! – Кит резко подается вперед. – Лично меня она на дух не переносила. Все правильно: я же клоун, посмешище, нищий придурок. Впрочем, сегодня я и вправду пожрал на халяву – не отказываться же от такой шикарной
В его тоне сквозит горечь, хотя ничто в позе и мимике не выдает досады.
– Нет, Кит! Ты ошибаешься на ее счет! – принимаюсь убеждать, но тут же осекаюсь и благоразумно решаю заткнуться – в отличие от Зои, я не могу растрепать Киту о ее секретной влюбленности.
– Не тусуйся больше с ними. Тусуйся со мной! – Симпатичное лицо Кита расплывается в дурной улыбочке.
Не в силах вынести это милое зрелище, я моргаю, но тут же возвращаюсь с небес на грешную землю. Что, кроме скучных рассказов о своей никчемной жизни, я смогу дать ему взамен?
– Тебе не понравится, Кит. – Глотаю кислый чай и морщусь. – Как от друга от меня никакой пользы. Поэтому… Лучше сразу забей.
– А разве дружат ради какой-то пользы? – Он искренне удивляется и улыбается еще ослепительнее. – Вообще-то, настоящая дружба бескорыстна. Друг, не задавая вопросов, бросит все и пойдет за тобой в огонь.
Вздрагиваю и пораженно пялюсь на Кита. Лечу с трамплина в теплое сияющее море, в свете софитов беру самую высокую ноту, вижу наполненные гордостью и счастьем глаза отца… Но дежавю мгновенно меркнет. Бездонные серые глаза, в которые я сейчас смотрю, принадлежат не ему, а совершенно постороннему парню. И фраза, знакомая мне с детства, вылетела именно из его уст.
– Что? – выдыхаю я. – Что ты сказал?
Кит бледнеет, или же это облако накрывает двор мимолетной тенью.
– А разве я не прав? – как ни в чем не бывало отзывается он. – Прав на все сто. А раз так – самое время обменяться номерами!
Встревоженные приступом паранойи мысли медленно приходят в порядок, и я киваю. Ведь Кит единственный из всех заступился за меня и пострадал. С ним легко и весело. И я нравлюсь ему хотя бы как друг…
Кит достает навороченный телефон, забивает в память продиктованные мною цифры и нажимает на вызов. В моем кармане раздается жужжание.
– Готово! – провозглашает он радостно, но мутные подозрения, помноженные на слова Зои, снова оживают и противно шевелятся в памяти.
Он говорит странные вещи. У него очень, слишком дорогой телефон…
Кит перехватывает мой взгляд и сбрасывает звонок.
– Ну да, я его не купил. Что дальше? – Он прищуривается, откидывается на спинку стула и ждет моей реакции.
Глава 14
Растрепанные волосы, видавшая виды линялая футболка, перевязанная рука, дурная репутация и огромные проблемы с самоконтролем – это все про Кита. Но сегодня этот парень стал для меня кем-то большим, чем просто друг, невесть откуда свалившийся на мою голову.
Серый настороженный взгляд сверлит во мне дыры, и я прогоняю остатки сомнений.
Фразы,
– Ну, может, ты его нашел… – Пожимаю плечами, глотаю чай и отставляю чашку. – Кит, мне, в общем-то, все равно.
– Ты помнишь меня в первом классе? – невпопад выдает Кит, барабаня пальцами по столу, и смотрит в упор. – Помнишь, каким я был?
Вопрос застает врасплох.
Помню ли я? Воспоминания о детстве слились в один длинный день, наполненный светлой грустью маминых вздохов, ободряющими улыбками и слезами, долгим ожиданием праздника и папиных объятий, добрыми историями, волшебными песнями и радостью полета в моменты, когда мой голос разносился над зрительным залом, а сияющий сталью самолет скрывался в облаках.
Кит не интересовал меня – он всегда был психом и придурком, мальчишкой без перспектив и надежд на будущее. Или…
Или нет?
– Конечно же, ты не помнишь, – усмехается Кит и прячет руки под стол, – ну и ладно. Просто, если ты… Если мы… В общем, я хочу, чтобы ты знала: я не всегда был таким.
Неясные образы, словно недосмотренные сны, вспыхивают и гаснут – первого сентября, много лет назад, я дрожала как осиновый лист под порывами холодного утреннего ветра… Хотелось плакать и спать, но пышные белые банты и красные цветы в шуршащей бумаге обязывали держаться – в первый раз в первый класс меня вел папа, специально прилетевший по такому случаю в наш город.
А худенького бледного мальчика в отутюженных брюках, пиджаке, галстуке, с огромным букетом наперевес до крыльца торжественно сопровождала молодая и красивая женщина.
Мама.
– Кажется, ты был нормальным! – вырывается у меня, и я тут же прикусываю язык.
– Раньше я дружил с башкой, – удовлетворенно кивает Кит. – У меня была мать. Почти сразу после детдома, в восемнадцать лет, она вышла замуж за папашу – вдовца с десятилетним сыном. Отец еще не был алкашом, но уже крепко поддавал. Мать любила меня, а я очень любил ее. Мелким я интересовался самолетами, и она покупала мне книги о них. Мечтал стать пилотом, когда вырасту. Хотел, чтобы мама гордилась мной так же, как ею гордился я, хотя до одури боялся высоты. Папаша и брат считали, что нельзя баловать пацана, что из такого вырастет рохля или гомик, но мама не слушала их.
Кит обеспокоенно шарит по карманам, извлекает мятую картонную пачку и с мольбой смотрит на меня:
– Ян, тут сегодня и так надымили… Можно?
На душе скребут кошки. Никогда больше я не видела его мамы, как и чистых отутюженных сорочек на худых острых плечах. Зато каждый день под облезлым грибком детской площадки в невменяемом состоянии сидели его отец и брат.
– Валяй! – Дотягиваюсь до отмытой до блеска пепельницы и ставлю ее перед Китом.
Тот поднимается со стула, долго сражается со шпингалетом, распахивает окно и возвращается на свое место.